позиция вон на том бугре слева. Федюшин — твоя точка возле того поваленного дерева. Чернов — за теми камнями. К самолету иду я.
— Разрешите мне, — попросил вдруг Карбан.
— Хочешь первым забраться в сбитые самолеты?
— Ты у нас главный и в любом случае должен командовать группой. Так что свои Чапаевские замашки лучше забудь. Я аккуратненько.
— Ладно, — сдался Давыдов, — только осторожно.
Микко снял свой карабин и принялся рассматривать самолеты сквозь оптику прицела.
— Вроде нет никого, ни костра, ни людей. Может, все погибли или ушли.
— Должно быть, ушли. Если бы на парашютах выпрыгнули, тут бы одни обломки лежали.
Бен Йенсен очнулся, вытащил пистолет, выбрался из кучи курток и чехлов от оборудования и медленно пополз к выходу из салона. Скорее всего, возвращались те, кто убил членов его экипажа. Он был готов к такой встрече.
— Самолет определенно сел, — сказал майор, — вон какую траншею прорыл. Куда только все делись?
— Сейчас узнаем, — сказал Карбан, — ну, я пошел.
Он не успел пройти и половины расстояния до самолета, как прогремел выстрел. Пуля ударилась о каменную глыбу метров за пять до прапорщика, взвизгнула при рикошете и сбила снег с небольшой елки. Карбан рыбкой прыгнул за торчащий из снега валун.
— Старый, ты там цел?! — крикнул встревоженный Анатолий.
— Даже не поцарапало, — отозвался Николай, — это что ж за гад там окопался?
Собака громко залаяла. Врач поймал пса за ошейник и прижал к земле:
— Лежи, дурашка, подстрелят!
— Я его вижу, — вдруг сказал егерь, — лежит на полу возле люка, могу снять. Стрелять? Или как?
— Попробуем договориться, — неуверенно пробормотал Анатолий и крикнул:
— Эй, в самолете! Кончай дурить!
В ответ грохнул еще один выстрел. Пуля сбила ветку с дерева метрах в двадцати от того места, где они стояли.
— Ложись, — скомандовал врач. Все послушно попадали в снег. Анатолий отполз за ствол дерева и осторожно выглянул наружу. Нужно было что-то делать.
— Колька, лежи смирно, щас что-нибудь придумаем! — прошептал Анатолий.
— Есть связь с «Охотой-десять», слышимость четыре балла, — доложил из своего укрытия Соколовский.
ГЛАВА 17.
ДВА САМОЛЕТА.
Давыдов отстегнул лыжи и пополз к Соколовскому. Он отобрал у солдата гарнитуру связи и принялся орать в микрофон:
— «Охота-десять», я «Иволга-шесть», нахожусь на месте, обнаружил самолет.
— Естественно, куда ж он денется? Ноль шестой, не мешай, я как раз доклады принимаю.
— Вы не поняли, здесь кроме «юнкерса» еще один, тот СВКН, что все ищут!
— Вас не понял, повторите, — проскрипел теле фон.
— Здесь сбитый самолет. Который все ищут.
— Тихо! Всем оставаться на приеме! Ноль шестой, повторите.
— Повторяю: здесь лежат два самолета, один старый, второй тот, что все ищут.
— Отлично, остальных отзывать?
— Пока не знаю, к самолету подойти не могу, по нам стреляют!
— «Иволга-шесть», кто стреляет?
Давыдов рассвирепел.
— Почем я знаю! Разрешите открыть ответный огонь!
— Сейчас я уточню, подождите, — передал кор респондент.
— Желательно побыстрее! У меня человек в зоне обстрела. Прием!
Пункт сбора информации не отвечал, наверное, дежурящий у станции офицер звонит в часть. Прошло несколько томительных минут. Карбан из своего укрытия закричал:
— Ну что? Долго мне так лежать? Холодно все таки!
— Пока жди, — крикнул ему врач, — шеф по радио общается!
Наконец радиостанция ожила:
— Не стрелять, действовать по обстановке!
— «Охота», вас не понял. По обстановке — это как?
— Договаривайтесь…
— А пошел ты!.. — Давыдов выключил рацию.
— Внимание! — крикнул он, — Одиночными! По самолету!
Потом в полголоса продолжил:
— Стреляем так, чтобы никого не задеть. Давим психику противника огневым превосходством. Все слышали?
Слышали все, один за другим стрелки подтвердили, что команду поняли правильно.
— Огонь!
Пальба получилась впечатляющей. Вдобавок у кого-то из бойцов, как видно, сдали нервы: влепил по хвосту «Ориона» длинную очередь, так что обшивка ошметками полетела.
— Отбой! — крикнул Давыдов, — Эй, на борту, сдавайтесь!
Похоже, что это был кто-то другой. У тех не было собаки и столько оружия. Во всяком случае, пулеметов и автоматов точно не было. Бен положил пистолет, приставил ладонь ко рту рупором и крикнул:
— Эй, вы, не стреляйте!
Ему отвечали, но что — было совершенно не понятно.
— Не стреляйте! Кто вы? — снова крикнул Бен.
В тишине от самолета донесся слабый крик. Давыдов прислушался, а потом крикнул еще раз:
— Эй! Эй, там!..
В ответ тоже что-то прокричали.
— Ни фига не пойму, — сказал майор. Уселся, прислонившись к стволу вековой сосны, и проорал прапорщику, — Коля, что он там кричит?
— Хрен разберешь, он не по-нашему орет.
Анатолий попытался сообразить, как будет по-английски: «Бросай оружие и сдавайся!», но как на языке туманного Альбиона будет «сдавайся», так и не вспомнил. После минутного мозгового штурма он сочинил фразу, более-менее соответствующую ситуации:
— Throw weapon down and hands up!
В ответ донеслось что-то неразборчивое.
— Толян, зуб даю, он не по-английски шпарит, я в Ливии его немного учил, ничего похожего, — сообщил из своего сугроба прапорщик, — попробуйте поговорить с ним на каком-нибудь другом языке!
— Войска! — громко спросил майор, — по-немецки или по-французски кто-нибудь шпрехает?
— Командир, я не уверен, но, по-моему, это норвежский, — сказал егерь, прислушиваясь к голосу из самолета. Сидящий в нем продолжал настойчиво выкрикивать какую-то фразу.
— А вы знаете норвежский? — уточнил Анатолий.
— Раньше знал, а теперь забыл, когда и говорил, — сказал старый Микко, — можно, конечно, попытаться.
— Попробуйте с ним пообщаться, может, что и
получится, — обрадовался Давыдов.
— Сейчас, только слова вспомню.
Микко почесал в затылке, а потом крикнул в сторону самолета:
— Не стреляйте, ты кто?
Только теперь до Бена дошло, что он кричал на родном языке. Те, снаружи, пробовали ему кричать на
