иссякает и накатывает страшное, трехдневное похмелье, притулился у подоконника.
— Вы можете понять, что у нас тут будет съезд?! — орал Валера. — Мне необходимо лично пригласить губернатора!
Молодой человек кивал и улыбался странной, деформированной улыбкой.
— Что за ебаная страна! — восклицал Валера на площади перед зданием администрации. — Что за уроды здесь живут?!
— Все, — сказал Рыбенко, — мне пиздец. Если пива щас не выпью, точно пиздец.
— Да насрать на все, — махнул рукой Валера, — пошли куда-нибудь…
Они прошли через загаженный скверик и наткнулись на летнее кафе с прохудившимся красным тентом и красными пластмассовыми столиками. Взяли по пиву.
Рыбенко то и дело нервно прихватывал себя за шею большим и третьим пальцем — видимо, ему было настолько плохо, что он отсчитывал собственный пульс.
— Ладно, не помрешь, — сказал Валера только, чтобы что-нибудь сказать.
— Все в норме, — неожиданно трезвым голосом отозвался Рыбенко.
Ничего не оставалось, как возвращаться в гостинцу.
По дороге Валера заприметил заброшенный кинотеатр под названием «Мечта», куда тут же зашел и договорился с пьяным вахтером снять зал под съезд. В качестве аванса он оставил вахтеру двадцать тысяч.
Оля и Ксюша обнаружились загорающими в лифчиках и несвежих, растянутых по бокам трусах. Валера с Рыбенко ввалились к ним, гогоча, и сходу принялись тискать.
— Ой!
— Ай! — взвизгивали девицы.
Солнце нещадно палило. От пребывания на гостиничном балконе в глазах начинало кружиться и мерцать, как при аритмии. У Валеры в висках стучало сердце.
Рыбенко похотливо мял Олины телеса, пристроившись на полосатом полотенце, и, как изумленно заметил Валера, успев незаметно раздеться до глумливых трусов с узором из красных, стремящихся к трем пуговицам на ширинке сперматозоидов.
Ксюша, время от времени почесываясь, косилась на Валеру.
— Ну… Чего… — в страхе от перспективы тоже разоблачиться и прилечь к покрытой струпьями Ксюше промямлил Валера. — Может, выпить, девчонки, хотите?
Ксюша не ответила.
Зато Оля оторвала распухший рот от Рыбенко и согласно кивнула.
Валера услужливо попятился к двери.
— Валерьян! — кричал ему с балкона Рыбенко. — Винища красного возьми! Пиво это заебало!
Когда он вернулся с трехлитровым картонным пакетом «Красной лозы», все были странно взбудоражены.
— Что случилось?
— Ой, я не знаю, — всхлипывала Ксюша. — Слушайте, а как вы думаете, я не могла что-то подцепить от белья в поезде? — она терла грудь через лифчик.
— Да вряд ли, — обнадежила Оля, поднимаясь, чтобы принести из комнаты уродливые граненые стаканы.
— А то так чешется! Раньше такого не было!..
— Не знаю прямо… Ужас… — Ксюша встала и резко захлопнула балконную дверь, чтобы посмотреться.
Зеркала в номере не было.
Через секунду она издала оглушительный вопль. Все подскочили. И, взглянув на нее более пристально, точно так же заорали. На ее теле не осталось ни одного сантиметра кожи, не занятого прыщами. Прыщи были даже на ушах и пальцах ног.
— Мне надо в больницу, срочно… — хныкала Ксюша.
С ней трудно было не согласиться. С паспортами наперевес Валера и с досадой натянувший штаны Рыбенко поскакали к тому месту, которое знаменовало в гостинице рецепшен.
— Такси! В больницу! — ревел Рыбенко.
— Пить просто меньше надо, — сухо заметила пожилая женщина за конторкой.
Такси она, правда, вызвонила.
Все вместе ворвались в городскую клинику, даже с виду отвратительно обшарпанную. Зато напротив нее возвышалось недавно отреставрированное, победоносное здание с крупной вывеской: «МОРГ».
— Что я могу сказать? — молодой врач стряхнул капли пота из-под белого поварского колпака и протер запотевшие очки. — Алкоголь, по всей видимости, низкого качества спровоцировал сильный рецидив какого-то кожного заболевания. Возможно, экземы.
— И что же мне делать?! — истеричничала Ксюша.
Оля что-то тупо и злорадно бубнила. Она, как выяснилось, год отучилась в фельдшерском училище и почитала себя первоклассным медиком.
— Очевидно, ехать домой и лечиться по месту жительства, — врач развел руками.
— Но я могу умереть, у меня может начаться в поезде заражение крови!
— Вы, что, хотите лечиться у нас? — крайне удивился врач.
— Хотя бы несколько дней, я же не могу ехать в таком виде! — сказала Ксюша, с непонятной надеждой глазея по сторонам.
— Несколько дней я могу вас подержать… — вздохнул врач.
У Ксюши забрали документы, сама она переоделась в рассыпающийся на глазах халат и скорбно уселась в коридоре, ожидая санитарку, которая отведет ее к новому пристанищу.
— Ты в своем уме? — зашипела Оля. — Немедленно уходи отсюда! Меняй билет и дуй в Москву! Ты же себя угробишь.
Но Ксюша уже не внимала подруге.
— И-и, детонька! — произнесла приковылявшая старуха в таком же, как у доктора, колпаке. — Куда ж ты в сережках прешься-то? Упрут их у тя и цепочку и кулончик упрут, все тут же упрут. И туфли не бери…
Оля с подозрительной готовностью вызвалась забрать Ксюшины украшения и вернуть в более спокойной обстановке. Изнутри больница выглядела так, что, будь Валера на Ксюшином месте, сам бы сорвал с себя кожу и сжег в историческом центре Брянска, только бы там не оставаться.
Потом, уже без Ксюши, пили красное вино в подвале через дорогу от больницы.
Захотелось спать. Валера зевал за столом, словно бы принимая в разверстый рот ответные зевки Оли и Рыбенко.
Завалились на этот раз в собственный номер и повалились в постель.
Валера очнулся, аллергически чихнув.
Правая рука затекла — на ней покоилась женская головка, по подушке рассыпались волосы.
— Дашенька, детка, — спьяну зашептал Валера, — а ты как здесь оказалась?
Он тут же вспомнил, что спит на одной постели с Рыбенко и Олей.
Отвернулся.
Через десять минут они тоже проснулись.
Оля, бормоча проклятия, поперлась в ванную. Неровно накрасилась. Вина больше не было.
Рыбенко зажмурился и потер виски.
— Что за… — сказал он. — Если я щас не выжру, я сдохну…
— Это уже было, — напомнил Валера.
Оделись и спустились в гостиничный бар.
Там было темно. За столиком в другом конце зала сгрудились накачанные парни в черных куртках.
Валера обреченно заказал шампанского.
