о мировом разуме, демиурге, абсолюте и других заумных вещах. Именно они, не отрицая существования Христа, доказывали, что Он был хоть и выдающимся, но человеком, а вовсе не сыном Божьим, и уж тем более не было никакого Воскресения.
Позже стали появляться книги и фильмы с подобной трактовкой Иисуса, такие, как «Код да Винчи» Дэна Брауна, усиленно продвигаемые по всему миру при помощи трескучей и назойливой рекламы. Мало того, их незаслуженно причисляли к высокоинтеллектуальной литературе. Но к этому времени Жуковский уже знал Библию и хорошо помнил заключительные строки Евангелия от Матфея.
Конечно, он не преувеличивал собственного благочестия — не соблюдал постов, нечасто бывал в церкви и, откровенно говоря, не понимал, за что Господь отметил его такими способностями. В том, что это был именно Господь, Жуковский старался не сомневаться.
Домой он добрался ближе к обеду. Известие, что Настя осталась ночевать у кого-то в Москве, неприятно резануло по сердцу. Хоть дочь давно стала взрослой и самостоятельной, но…
23
В сентябре Максим помог Насте снять помещение и она открыла дизайнерскую студию, а еще через неделю, выдержав нелегкий разговор с родителями, переехала к Максиму. В конце концов родители успокоились, а дела в студии пошли настолько хорошо, что она даже перестала давать рекламу — довольные клиенты расхваливали молодую художницу своим знакомым, и вскоре на ее услуги установилась очередь. Настя стала очень неплохо зарабатывать.
После продажи магаданской квартиры и студии у нее оказалось достаточно денег для покупки приличной квартиры в Москве, но Настя не торопилась. Она знала, что жилье придется подбирать уже не для двоих, почувствовав это в конце сентября. Ей не нужны были ни тесты, ни врачи, она просто знала, что это будет мальчик, крепкий и здоровый. Обычный ребенок, без врожденных сверхъестественных способностей. Но Настя совершенно не переживала по этому поводу, потому что безоговорочно поверила старому Бахтияру. Может быть, потому, что его слова лишь подтвердили то, о чем намекала ей Лейла и о чем втайне мечтала она сама.
Максиму она ничего пока не говорила. Не потому, что не знала, как он к этому отнесется, или чего-то опасалась. Вовсе нет, хоть она принципиально не контролировала сознание Максима. Сама мысль об этом казалась ей кощунственной. Единственное, от чего она не могла закрыться, так это от его эмоций, от которых, впрочем, любая женщина чувствовала бы себя на седьмом небе. И Настя не была исключением. Она даже не удержалась и как-то пригласила на ужин Лейлу, желая похвастаться своим счастьем. Ей это удалось, Максим произвел на Лейлу самое благоприятное впечатление. А Максим, увидев Лейлу, сразу заявил, что он просто обязан написать ее портрет, потому что подобной красоты ему больше никогда не увидеть. И весь вечер не сводил с Лейлы восхищенного взгляда. Не понимай Настя, что вызван этот взгляд чисто эстетическим интересом, она бы обязательно приревновала к подруге.
Лейла скептически осмотрела маленькую квартирку и сказала:
— Может быть, одному Максиму здесь и хватало места, но вдвоем, думаю, вам тесновато…
— Ничего, что-нибудь купим, — ответила Настя. — Нужно только присмотреть.
— А зачем? — спросила Лейла. — Я через неделю уезжаю в Индию, надолго, лет на пять, а то и больше. Зачем пустовать пятикомнатной квартире в центре Москвы? Заселяйтесь и живите! И для картин ваших там места достаточно.
— Уезжаешь? — огорчилась Настя. — Разве ты не можешь найти себе занятия в Москве?
— Что поделаешь? Видно, такая у меня судьба, — улыбнулась Лейла. — Мои дела здесь закончены, пора приступать к основным обязанностям.
Разумеется, гостья поняла, что Настя хочет поговорить с ней наедине, что в условиях однокомнатной квартиры было затруднительно. Поэтому она не стала долго задерживаться, распрощалась с Максимом и попросила Настю проводить ее до метро. Максим вызвался идти с ними, но Настя мягко остановила его:
— Нет уж, ты оставайся, посуду вымой, а нам нужно о своем поговорить, о женском.
Едва они вышли на улицу, Лейла сказала:
— С тобой все ясно, подруга. Сколько недель?
— Четыре, — смущенно ответила Настя. — Мальчик, назвать хочу Антоном.
— И?
Настя лишь отрицательно покачала головой, и Лейла погрустнела. Она даже не смогла удержать мелькнувшую у нее мысль «Бедная девочка!», хорошо понятую Настей.
— А вот тут ты, к счастью, ошибаешься! — В Настином голосе звучало торжество. — Знаешь, о чем мы полночи беседовали с тем стариком, смотрителем кладбища, ну, помнишь, там, в Египте?..
Домой она вернулась за полночь, когда Максим уже устал звонить ей на мобильный и нетерпеливо топтался около подъезда. Ночь прошла без сна. От Лейлы она получила большое количество интересующей ее информации, и теперь ей было о чем подумать. К утру Настя уже знала, с чего ей следует начать. Максим уехал в институт, а она, сказав, что сегодня ей некуда спешить, осталась дома, легла на диван и постаралась полностью сосредоточиться на зарождающейся внутри нее жизни. И — чудо! — через какое-то время ей удалось установить контакт с этим комочком плоти, который, тем не менее, был уже человеком. Она говорила ему ласковые слова и обещала сделать все, чтобы он жил долго-долго.
Знания приходили к Насте малыми порциями, но каждый день. Приходили непонятно откуда, будто вспоминались когда-то известные, но забытые вещи. И она постепенно, понемногу вносила изменения в несформировавшийся организм еще не родившегося сына, иногда не совсем отчетливо представляя себе, что делает. Но сомнений в правильности своих действий у нее не возникло ни разу. Наоборот, Настя все отчетливей понимала, что ее мальчик, ее Антон, родится с тем сроком жизни, который заложит она сама. Проявятся ли у него сверхъестественные способности, волновало ее в последнюю очередь, вернее, не волновало совсем. Не будет — и не надо, можно прожить и без них.
Убедившись, что ей удалось сделать все, чего она хотела, Настя сообщила Максиму о своей беременности и заявила, что тянуть со знакомством с родителями становится уже неприлично. Хотя это было не совсем логично — скорее она сама постоянно откладывала это мероприятие на потом. Реакция Максима была вполне предсказуемой, и больше всего его обрадовало, что у него будет сын.
В Пересвет они поехали в ближайшее воскресенье. Родители приняли зятя приветливо, даже мать, до сих пор переживавшая из-за ее разрыва с Андреем Синицыным, которого она считала лучшей парой для дочери. Отцу, как поняла Настя, Максим тоже понравился, судя по тому, как он хитро подмигнул ей. И она даже пожалела, что не привезла Максима к ним раньше, зря заставив их переживать за нее.
Мама окончательно растаяла, когда Настя шепнула ей про ожидающееся прибавление. А отец, сразу все понявший, задал ей мысленный вопрос:
— Ты хорошо подумала?
— Не беспокойся, папа, все будет нормально, — так же без слов ответила дочь.
Настя, конечно, не преминула показать Максиму свои картины и, пока он рассматривал их, затаив дыхание, следила за выражением его лица. Его мнение было для нее чрезвычайно важно. Максим смотрел долго, а потом бросил на нее какой-то странный взгляд, будто впервые увидел ее, и почему-то поинтересовался хронологией полотен. Настя стала называть время написания каждой картины, а Максим кивал головой, будто ему становилось понятно что-то важное. На молчаливый вопрос Насти он ответил:
— Ну, что я могу сказать… Наверное, мне надо бросать кисти и наниматься маляром на стройку. Сделать то, что делаешь ты, у меня все равно не получится.
Пусть эти слова были шуткой, но они были искренни, и Насте было приятно их слышать. А Максим весь день казался чем-то озабоченным, и в его эмоциях она заметила нотки удивления. Но Настя не придала этому значения, оправдывая такое поведение смущением от встречи с ее родителями.
Ближе к вечеру их стали уговаривать остаться ночевать, но Максиму нужно было утром в институт, и они, попрощавшись, уехали в Москву. Всю дорогу Максим молчал, и Настя поняла, что его занимают какие- то мысли. Но, как бы ни одолевало ее любопытство, она, дав себе с самого начала зарок, даже не пыталась
