над ней, пристально наблюдая за лицом. Ресницы не дрожат, ноздри не шевелятся, а ведь запашок от него еще тот. Спала Вика. И теперь он мог заняться своими делами.
Торопов перестирал белье в машинке, искупался, перевязал рану, затем переоделся в белье мужа, которое отыскал в шкафу, и лег спать.
4
Знакомый мужской голос не ворвался в сон, а будто вполз в него. Не открывая глаз, Павел усмехнулся. Это санитар Сергеев будит его. Вернее, так ему кажется, потому что голос этот родился в процессе перехода от сна к действительности, как хлопок в небесах, когда самолет перескакивает на сверхзвуковую скорость. На самом же деле он находится в квартире у Вики. И еще ему хочется есть… Интересно, приготовила она ему завтрак?
Открыв глаза, Павел вздрогнул. Перед ним с постной миной стоял Сергеев. Сам он лежал на койке в знакомой больничной палате, а на столе в тарелке дымилась каша.
– Вставай, соня, – широко зевнув, сказал санитар. – Каша с пылу-жару… Молока вам даже не пожалели. Вкусно, говорят.
Павел смотрел на него с таким недоумением, что Сергеев разочарованно махнул рукой.
– Я думал, ты правда вчера в себя пришел. А ты такой же, как был. Не клоун я, и шариков у меня всего два, гы-гы…
Глумливо гоготнув, санитар вышел из палаты, плотно закрыв за собой дверь. Какое-то время Торопов потрясенно смотрел ему вслед. Затем осмотрел себя. Больничная майка, трусы. Знакомая палата с зелеными стенами, изученная от и до гроздевидная трещина на потолке…
Все это уже было… И есть… И будет…
Павел расслабленно лег на спину, с безнадежным вздохом закрыл глаза. Не было балтийского побережья, не видел он заколотую нейролептиками Дарью, не охотились за ним киллеры, не выпытывал он правду в доме покойной Елены Корчиной, и горничная Вика ему привиделась.
Как был он больным на голову, так им и оставался. Этот вывод успокоил его. На душе вдруг стало легко и просто. Не убивал он киллеров, значит, не будет мучить его чувство вины, и покойники не станут являться к нему по ночам, чтобы мстить, ругая и проклиная. И Эльвиру не надо искать, и Дарью. И самому от правосудия бегать вовсе не обязательно…
А может, все-таки была Карьянка и ночи с Эльвирой, и безумные соседи… Подумав об этом, Павел вяло пожал плечами. Не хотелось копаться в своем сознании, вытаскивать из памяти события, увязывать их в логическую линию, детализировать, анализировать. Это так нудно. И так скучно. А вот поесть бы не мешало. Тоска приходит и уходит, а кушать хочется всегда.
Поднявшись с кровати, Торопов ощутил боль в ноге. И обнаружил, что у него перевязана одна ступня. В голове мелькнула искра озарения, но тут же откуда-то извне навалившаяся апатия потушила ее. Мало ли где он мог наколоть ногу. Ходил как чумной по территории больницы, искал клоуна, а напоролся на острый сучок. Или гвоздем ногу проколол. Или арматурным прутом. Впрочем, какая разница чем? Наверняка Эльвира позаботилась о том, чтобы рану обработали по всем правилам. Не должно быть гангрены. И столбняка, если укол вовремя сделали…
Каша действительно была на молоке. И масло легко намазывалось на мягкий белый хлеб. Чай, правда, не горячий, зато крепкий, сладкий. В него могли подмешать галлюциноген, но Павел вяло отмахнулся от своих мыслей. Пусть Эльвира делает что хочет. Она врач, она знает, как и чем его лечить. Он – больной, и ничего с этим не поделаешь. Да и не надо себя обманывать. Нужно смириться и получать удовольствие от жизни. Отдельная палата, завтрак, обед и ужин, прогулки на свежем воздухе, здоровый сон – что еще нужно для счастья?
После завтрака Торопов не стал умываться и чистить зубы. И о бритве не подумал. Теплое чувство сытости клонило в сон, и почему бы не лечь в свою постель? Ведь валяться, ничего не делая, так приятно. А грязную посуду заберет Сергеев. Он санитар, его дело работать, а Павел будет отдыхать.
Он уже погружался в сон, когда появилась Эльвира. В белоснежном накрахмаленном халате, стройная, красивая и профессионально радушная. Павел блаженно улыбнулся, глядя на нее.
– Как самочувствие? – приветливо спросила врач.
– Нормально.
Но его ответ не удовлетворил Архипову. Как обычно, она поводила молоточком перед его глазами, заглянула под веки, померяла давление. Руки у нее ласковые, нежные. Как жаль, что ночи с ней он проводил не наяву.
Впрочем, если бы вдруг она разделась и легла к нему в постель, он вряд ли бы смог ее осчастливить. Эльвира нравилась ему, но Торопову совершенно не хотелось изнурять себя страстными движениями. Лень-матушка одолела.
– Ничего не беспокоит?
– Нет.
– Как нога?
– Спасибо, ничего…
– Помнишь, как ее наколол?
– Как?
– На доску с гвоздем наступил. Возле склада. Не помнишь?
– Нет… То есть помню, но это не там было.
– А где?
– В лесу. В меня киллер стрелял, я за ним бежал. Но это все неправда. Спасибо вам.
– За что?
– За то, что лечите меня. Я все время как во сне. Но Маша уже не появляется.
– Это хорошо. Это очень хорошо… – совершенно безрадостно улыбнулась Эльвира.
– Маша умерла. Дарьи никогда не было… А березы на месте? – беспечно, в полудреме спросил Павел.
– Какие березы?
– Клоун по ним стрелял. А вы их выкорчевали.
– Я выкорчевала?
– Да, чтобы я их не нашел.
Закрыв глаза, Павел увидел себя в березовой роще возле склада, он стоял, левой рукой держась за одно дерево, правой – за другое, голова поднята, перед глазами небо в белых барашках-облачках. Барашки куда-то неторопливо бредут. Голубой луг для них не только пастбище, он еще очень медленная и плавная карусель. И не только для них. На одной вершине дерева, как на карусельном сиденье, свесив ноги, сидела Дарья, на другом качался Антон, где-то рядом смеялась Эльвира, а откуда-то с высоты, будто фигурки из тетриса, сыпались покойники – Катя, Витек, Зубр, киллеры.
– А я их искал, – немощно пробормотал Павел. – Но не нашел. Потому что не мог найти. Вы меня не слушайте, не надо.
Засыпая, Торопов осознавал, что несет бред. Но это ничуть его не беспокоило. Ведь Эльвира знает, что у него с головой не все в порядке. Она, конечно же, все поймет и не осудит.
5
Павел тупо смотрел на свой костюм. Чистый наглаженный пиджак на плечиках, висящие на жердочке, под рубахой, брюки. И Эльвира вызывала у него недоумение. Зачем она разбудила его среди ночи? Зачем протягивает ему одежду?
– Давай одевайся.
Почему она встревожена? Что за страх у нее в глазах? И почему на ней не халат, а кожаный плащ?
– Ах да, понятно, – почесал он затылок.
Наконец до Торопова дошло, что Эльвира – всего лишь иллюзия. Но в любом случае он должен подчиняться ей, ведь она врач, и от нее зависит его пусть и неясное, но все же будущее.
– Одевайся, если понятно, – нервно повторила Архипова. – Только побыстрее.
Во сне логика не такая правильная, как наяву. Торопов лишний раз в этом убедился, глядя, как Эльвира выключает свет. Как он может быстро одеться, если в палате темно. Осталась только тусклая полоска света, падающая из коридора через открытую дверь. Может, этого и хватит, чтобы не перепутать пиджак с
