– Думаю, Гена крупно попал, – сбавил обороты Качан.
– Ну, я своих пацанов вытащил, а ты своего вытаскивай. Если сможешь...
На самом деле Мартын еще не всех своих пацанов из ментовки вызволил. Дуплет еще там; он признался, что подстрелил фурмановского отморозка, но пистолет у него законный, а пределы самообороны выведет адвокат. Дадут парню условный срок, на этом все и закончится.
– А Фурман этот, где он?
– Ушел.
– Общак, говоришь, дернули?
– Да, у братвы в своем городе. Они вообще по «карасям» работают. Проститутка им наводку дает, и они работают... Не знаю, может, они к Витязю вашему из-за денег подъехали...
– Деньги на месте, там немного было, – дрогнувшим голосом заметил Качан.
– Да ты не переживай, нас ваше лавэ не волнует, нам бы Фурмана найти... Ну ладно, удачи!
Мартын вернулся в машину, закурил.
– Вика где? – спросил он у Марала.
– Там, в отделении...
Именно это и хотел услышать Мартын. И со следователем хотел поговорить, который с Викой будет работать. Но еще больше его интересовали фурмановские отморозки, которых повязал-таки Марал. Оказалось, что один сейчас в больнице с простреленным животом, другой в камере. Кто-то из них мог и должен был дать показания против Фурмана и объяснить, что Рита ни в чем не виновна.
– Там у них еще деньги в машине были. Много денег. И оружие, – добавил Марал. – Менты все забрали.
Мартын покачал головой, деньги его интересовали сейчас меньше всего. Вот если бы он собирался вернуть Робинзону его потерянный общак, то пожалел бы о потерянной сумме. Но вернуть он ему собирался совсем другую ценность, и в свинцовом эквиваленте.
Боль пульсировала в желудке, переваривалась в нем, рассасывалась по кишкам, растекалась по крови, доставляя невыносимые муки. Действие обезболивающего укола закончилось, а повторения не было, и Косой подвывал, как раненый волк. Ему от этого чуть-чуть легче становилось, да и врача можно было привлечь своими стонами.
Действительно, в палату зашел человек, но не врач, а какой-то мент. Неприятный тип. Выражение лица вроде бы сочувствующее, но ехидства и злорадства намного больше.
Пулю из живота Косого вынули еще вчера, но лучше бы он помер на операционном столе, чем сейчас так изнывать от боли. А палата у него необычная: и решетки на окнах, и дверь железная, на замке, как в тюрьме. А в тюрьму совсем не хотелось.
Мент сел на стул, вынув из папки лист бумаги, положил его на тумбочку, представился и объяснил, в чем обвиняют Косого. Двойное убийство в поселке, ограбление банкира, опять же с летальным исходом.
– Признаваться будем?
– Не знаю ничего. Не знаю никакого Фурмана. И вообще, больно мне очень. Не могу разговаривать...
– Боль можно снять уколом, – с беспощадной улыбкой проговорил мент.
– Так в чем же дело?
– Сначала признание, потом укол.
– Это пытка!
– Ну и что? Ты людей убивал. Ты – нелюдь. Как к тебе еще по-другому относиться?
– Не убивал я никого.
– А кто убивал? Фурман?
– Вообще не знаю, о чем разговор.
– Если ты ни в чем не виноват, переведем в обычную палату. И охрану снимем.
Косой подозрительно взглянул на следователя. Слишком все просто, чтобы верить в столь благополучный исход.
– Только тут проблема одна. Вы когда гражданина Труфанова убили, всю вину на гражданку Семенцову списали.
– Какой Труфанов? Не знаю такого!
– В бандитском простонародье он звался Трюфелем.
– Э-э, не знаю...
– Да ты, Веретенников, не напрягайся. В обвинительном заключении Трюфеля нет. В нашем заключении... А вот у бандитов на этот счет есть предъява. У московских бандитов. Они всерьез уверены, что Семенцову подставили. Она с Трюфелем была, когда вы на нее напали...
– Не знаю ничего.
– Не знаешь, и не надо. Раз ни в чем не виноват, перейдешь в общую палату, – спокойным тоном повторил мент. – Правда, охраны там уже не будет, для бандитов полное раздолье. Заберут тебя из больницы, вывезут в лес и начнут у тебя в животе ковыряться...
Косой представил, как бандиты вскрывают рану на животе, как вытаскивают из нее кишки, и чуть не потерял сознание, настолько яркой и страшной была эта картина.
– Вот тогда и узнаешь, что такое пытка... – продолжал тем временем мент. – Потом они тебя к нам привезут. Чтобы ты рассказал, как вы убивали Трюфеля. Как забирали у него деньги...
– Зачем им это надо?
– Любовь у них к Рите. Большая любовь. Ну, не у всех, у самого главного. И он пойдет на все, чтобы Риту выручить. Он утверждает, что это вы Трюфеля убили.
– Не знаю такого.
Косой мог бы признаться, но его смущало то, что Фурман смог убежать. Он точно знал, что ни менты, ни братва его не повязали.
А братва действительно была и действительно искала Фурмана. Возможно, именно из-за Трюфеля. И действовали эти ребята очень жестко. Видно, что серьезные люди. И если Косой не признается, его на самом деле вывезут в лес, выпотрошат, а кишки развесят по веткам деревьев... Но Фурман жив, и он на воле, так что лучше молчать.
Зато Горемыка мертв. И на него можно все валить... Тогда и пыток не будет, и обезболивающий укол сделают.
– Это все Горемыка...
– Горемыкин Виктор Ефимович? – заглянул в свои записи мент.
– Да, он.
– Он убил Труфанова?
– Да.
– Как все это было? С чего все началось?
– Сначала укол, потом все остальное...
Косой получил долгожданный обезболивающий и, когда боли слегка утихли, заговорил. Он все валил на Горемыку, но, в сущности, рассказал, как все было. И Рита оказалась не виновницей преступления, а его жертвой...
Гена прекрасно понимал, что облажался выше крыши. Одно хорошо: деньги он спрятал так, что никто не смог их найти. Зато на снайперской винтовке обнаружились его «пальчики». Но следователь предъявлял ему не только это.
– Эксгумацию трупа мы провели, но личность пока не установили. Надеюсь, вы, Геннадий Ильич, в этом нам поможете, – с надеждой посмотрел он на Гену.
Можно было, конечно, послать его далеко и матом, но какой смысл? Следствие ставило ему в вину человека, которого похоронили вместо него. Бомжа нашел Качан, Буран его пристрелил, потом была целая череда нехитрых, смазанных подкупами подстав, пока труп не оказался в могиле. Если менты поднимут всю эту цепочку, ни Качану не поздоровится, ни Бурану. А на них казино держится, весь бизнес, если они вдруг окажутся за решеткой, дело развалится, тогда и сам Гена останется ни с чем. Так что уж лучше все на себя взять. Все равно ему срок за незаконный ствол грозит, правда, не очень большой. Зато за бомжа могут на долгие годы на зону отправить. Но если он отмажет своих пацанов, они помогут ему «встать на лыжи», с
