– Ну да, гладко было на бумаге, а в овраге ноги себе переломали… Хотя скажу тебе, Кормухин очень удачно вписался в образ, не отличить от Перекатова…
– Он давно уже работал над этим образом. Только притворялся, что у него плохо получается быть Перекатовым. Чтобы тот его не заподозрил… э-э… в покушении на подлог. Тебя заподозрил, а его нет. На этом и сыграл…
– Отыгрался уже.
– Ну да, – обреченно кивнул Ревякин. – Стреляешь ты хорошо.
– Ну, иногда получается.
– И Перекатовым быть у тебя хорошо получается, – с надеждой посмотрел на Одинцова Ревякин. – Можно заново карту разыграть!
– С Перекатовым?
– Ну да. Ты Перекатовым станешь. Захарьев с нами заодно, он все про его бизнес знает. Ну, почти все… Есть моменты, которые нам пока не ясны, но все решаемо…
– Я юным королем буду, а ты – регентом.
– Типа того, – кивнул Ревякин.
– Да, но должность регента уже занята, – Аркадий взглядом показал на Вадима, который и помог ему выманить на себя противника.
– Занята, – уверенным кивком подтвердил тот.
– Да он ничего не знает! – засмеялся Ревякин.
– Зато он может убивать. Так же, как ты.
Похоже, Вадим понял Аркадия слишком буквально. А может, торопился избавиться от Ревякина, который мог занять его место. Так или иначе, он вдруг подался вперед, склонился над лежащим трупом телохранителя, подобрал пистолет. Аркадий мгновенно взял его на прицел, но переживал он за себя зря: Вадим выстрелил в своего бывшего босса.
Ревякин схватился за живот и, недоуменно глядя на него, рухнул на колени, а затем повалился на землю, раскинув руки так, будто собирался ее обнять.
– Ну, и зачем ты это сделал? – спросил Аркадий, движением руки показывая, чтобы Вадим вернул оружие на место.
Убийство – это плохо. И хорошо, что это кто-то сделал за него. Одно дело – расправляться с противником в запале боя и совсем другое – добивать безоружного. А отпускать Ревякина было никак нельзя…
– А зачем он нам нужен? – Вадим отбросил пистолет в сторону.
– Он много знает.
– Да не больше моего.
– И что ты знаешь?
– Ну, систему безопасности знаю. И с Захарьевым договориться могу, он согласится, лишь бы без работы не остаться. Если смерть Перекатова будет признана, появятся наследники, разбазарят его акции, компания рухнет, Захарьев останется без работы…
– Знаешь, мне совсем не жаль Захарьева.
– А жаль, он на твою Арину дом переписал. Верней, Перекатова уговорил. Ну, когда жареный петух клюнул. Перекатов согласие дал, доверенность, а Захарьев все оформил. Ну, чтобы дома потом не пропали, мало ли, отберут по суду в счет уплаты долга…
– Какого долга?
– Перекатов взял огромный кредит, мог не вернуть… Но Захарьев сейчас над этим работает, все будет нормально. И дома обратно заберет…
– Так дом или дома?
– Дома. Перекатов на всех своих жен дома оформил.
– А как же теперь дома обратно забрать, если нет Перекатова?
– Так ты же вместо него… То есть вы…
– Да, но Арина не согласится.
– А кто ее спрашивать будет? Она же даже не знает, что дом на ней.
– Без ее участия дом не продашь.
– Все можно сделать, у Захарьева с этим все просто… Ну а если вдруг – всегда можно запугать… Это с вами она такая смелая. И пусть дальше будет смелой, мне-то что? Хотите дом за ней оставить, пожалуйста!
– Хочу, – кивнул Аркадий. – Она этот дом выстрадала… Но больше ничего другого не хочу… Пусть наследники Перекатова начинают войну за наследство, я не против. Не хочу я в это дело лезть. И не стану. И тебе не рекомендую…
– Так это, мне без вас и смысла нет во все это лезть, – потрясенно мотнул головой Вадим.
Он был похож на человека, оказавшегося вдруг в чужой стране без цента в кармане, но Аркадию совсем не было его жаль.
– Вот и молодец, вот и правильно…
Одинцов достал из кармана носовой платок, протер им рукоять своего «стечкина», затем подошел к Вадиму и, крепко взяв его за руку, вложил ему в ладонь орудие убийства. Но парень сообразил, зачем ему это нужно, и, крепко обжав рукоять «АПС», попытался отскочить в сторону. Он мог бы застрелить Аркадия, удайся ему этот маневр. Но ему не повезло, потому что опытный десантник предусмотрел такой вариант развития событий. Он вовремя костяшками пальцев ударил Вадима в кадык. Но перестарался. Свалившись на землю, парень захрипел, несколько раз конвульсивно дернул ногой и затих.
Не рассчитал Аркадий силу своего удара, потому и принял на себя еще один смертный грех. Не хотел он убивать Вадима, всего лишь собирался свалить на него вину за убийства. Отправил бы парня домой, а пистолет с отпечатками его пальцев надежно бы спрятал… Но, видно, не судьба.
Нехорошо стрелять в покойников, но Аркадий все же решился на это. Накрыв платком рукоять «стечкина», он поднял его с земли, приставил ствол к сломанному кадыку Вадима и окончательно разрушил его одиночным выстрелом. Не выдержал парень тяжести содеянного греха и наложил на себя руки…
Тяжесть греха давила и на Аркадия. В машину он садился мрачнее тучи. Глянул на Риту, сидевшую справа от него, и оторопел. Она полулежала в кресле, безжизненно откинув голову вправо. Уж не приняла ли цианистый калий, чтобы свести счеты с жизнью.
– Эй, ты чего? – холодея от страшных предположений, тронул он Риту за плечо.
– Что такое? – даже не шелохнувшись, тускло спросила она.
Он облегченно вздохнул. Он вычеркнул ее из своей жизни, но было бы слишком, если бы она вдруг ушла из жизни вообще…
– Ты должна понимать, что я не хотел всего этого. Но и бегать я устал.
– Я все слышала… И я тебя не поняла. Ты мог бы стать Перекатовым, но ты не захотел…
– У каждого своя жизнь.
– Я хотела бы, чтобы ты жил жизнью Перекатова.
– С тобой?
– Да, со мной.
– Чтобы ты как сыр в масле каталась?
– А это плохо?
– Смотря чье масло. Тебе нужно масло Перекатова. Извини, но мне это совсем неинтересно.
– Зато мне интересно. И дело не только в деньгах. Дело в тебе самом. Ты не можешь простить меня, потому что я тебя предала. Но Перекатова я не предавала. И с его колокольни ты бы меня не презирал…
– Но я на своей колокольне. И я тебя не презираю. Но простить не могу… Впрочем, тебе должно быть все равно. Ведь я никто и звать меня никак…
– А если ты мне любой нужен?
– Если бы да кабы… Не могу я тебя простить, и точка. И жить с тобой не могу, – безапелляционно отрезал он.
– Но Юля может со мной жить. И будет со мной жить.