ванне отлежалась, искупалась, по квартире ходила как зомби – взгляд пустой, отсутствующий, движения заторможенные. Сейчас вот на диване лежит.
– Я хочу умереть, – сказала она вдруг.
– И какой в этом смысл?
Но Ксения как будто не услышала его вопрос.
– Почему он меня не убил? – обращаясь к кому-то, но не к нему, спросила она. – Он должен был меня убить. Потому что я грязная, подлая дрянь. Он меня заставил. Он меня использовал.
– Нам остается только одно: забыть все это.
– А еще кокаин. Он предложил мне кокаин.
– Ты правильно все сделала. Ты не позволила себя унизить. А то, что было без меня… Так ничего и не было. И не надо ничего выдумывать.
Ксения поднялась на локте и посмотрела на него из глубин своей печали. Но вот взгляд ее прояснился, на губах выступила улыбка.
– Ну да, не было ничего, – кивнула она. – Был только кокаин.
– Он тебе нужен? – строго спросил Егор.
– Нет. Ну, если только один раз, – страждущим взглядом посмотрела на него Ксения.
– Не будет одного раза.
– И не надо… Я справлюсь. Если ты меня простишь, то я справлюсь.
– Это ты должна меня простить.
– За что?
– За то, что допустил все это… Мы же знали, что Фирс и Касьян не оставят нас в покое. Мы справились с ними. Мы должны были знать, что и Мохнатый с нас не слезет. Но я его не остановил. Должен был остановить, но я испугался. Испугался и едва не потерял тебя…
– Но ведь не потерял… Если ты хочешь, мы снова будем вместе.
– Хочу… Но Мохнатому жизни не дам. – Егор сжал кулаки до хруста в суставах.
– Успокойся. Его арестовали и будут судить.
– Если до суда не убьют. Городовой говорил, что он у братвы общак увел. Крысы в клетках долго не живут. Убьют его.
– Туда ему и дорога. А ты не лезь.
…В мошонке жгло, ныло, изматывала тупая, выкручивающая боль. Сейчас бы обезболивающее принять, но врач смотрит на него с презрением и в ответ на все просьбы отвечает, что у него нет необходимых препаратов.
А тут еще и следователь появился. Худой, остролицый, длинноносый, со слезящимися глазами. Неопрятный, какой-то помятый, как постель после первой брачной ночи, начальством затурканный, жизнью придавленный. За сорок ему, и вряд ли у него есть соломка, на которую можно упасть в старости.
– Здравствуйте, меня зовут Кувшинский Александр Петрович.
– А звание?
Следователь был в штатском, поэтому и возник такой вопрос.
– Юрист первого класса. А что? – в ожидании подвоха спросил Кувшинский.
– А если на нормальное звание перевести? Как минимум генерал, да?
– Нет, капитан.
– Капитан первого ранга?
– Нет, просто капитан.
– А Городовой уже майор. Семь лет назад лейтенантом был, а уже майор. А вы когда лейтенантом были?
– Это не важно, – опустил глаза Кувшинский.
– Что, не даются служебные лавры?
– Я же сказал, это не важно…
– Да я знаю, что для вас важно. В похищении обвинить меня хотите?
– А разве этого не было?
– Было. Но это большая любовь. Я же никого не убил…
– Да, но угрожали убийством. Есть показания потерпевших…
– Никто никого не собирался убивать. Это игра такая была.
– Уголовно наказуемая игра.
– Так я же не спорю… Что там у нас за похищение дают?
– В вашем случае от шести до пятнадцати лет.
– Ничего себе! А что значит – в моем случае?
– Деяние, совершенное группой лиц по предварительному сговору.
– Какой сговор? Ксюха сама в машину села. Потому что меня любила. Ко мне хотела.
– Есть свидетели, которые видели, как ваши люди силой усадили ее в свою машину.
– Мои люди? Так пусть они и садятся на пятнадцать лет! А я здесь ни при чем! Мне они сказали, что она сама села в машину, по своей воле. И мне Ксения сказала, что со мной хотела быть. Достал ее муж, а со мной ей жилось счастливо.
– А что вы скажете насчет гражданина Курихина?
– Я скажу, что этот тип завалил кучу народа. У нас, в Народовольске. Киллер он. Меня ему заказали.
– Кто?
– Братва моя. Я общак у них увел. У меня знаете, какая мощная бригада была? Только надоело все. Я виллу в Греции купил, туда перебрался. И общак туда увел… Обратно хочу вернуться.
– Куда, в Грецию?
– Ну да.
– Вряд ли. Вас обвиняют в похищении и в покушении на убийство.
– Ну было, было. Я же не отрицаю, что было. Потому и удрал в Грецию, что достала такая жизнь… А вы хотите в Грецию? Там все есть. Вилла на берегу моря, пальмы, чайки, белые пароходы…
– Не думаю, что это имеет какое-то отношение к нашему разговору.
– А я думаю… Сколько вам лет?
– Сорок три года.
– Ну, нормально. Всего сорок три года, а уже капитан!.. Не обидно?
– Это не ваше дело.
– А мне обидно, – Мохнатый понизил голос. – Давайте так: вы наезжаете на Городового и требуете, чтобы меня оставили здесь, в Екатеринбурге. Ну, вы же меня в похищении обвиняете, а это здесь, у вас произошло…
– Не думаю, что я могу требовать.
– А я думаю, что можете. Если очень захотите. А чтобы вы захотели, я перечислю на ваш счет сто тысяч долларов. Это только за то, чтобы вы оставили меня здесь. Если не перечислю, то можете сдать меня Городовому. Соглашайтесь, сто тысяч – большая сумма!
– Я даже не знаю, что вам сказать.
Кувшинский смотрел на Пашу, как врач из психушки на своего пациента. Но все-таки в его взгляде появился интерес. Ведь к выздоравливающим психам врачи относятся серьезно…
– А вы не говорите, вы слушайте. Сначала вы получите сто тысяч. Потом я перечислю вам еще столько же. За то, чтобы вы сняли с меня обвинения в покушении…
– Это нереально.
– Почему?
– Потому что ваша вина очевидна.
– Но ведь можно что-то сделать. Допустим, отпустить меня под подписку.
– С этим будет проще, но все равно сложно… Меня могут уволить.
– Да, но выслуга у вас есть? И деньги у вас будут.
Похоже, Кувшинский включился в процесс, уже деньги считает, распределяет их. Двести американских штук – это очень большие деньги. И главное, вполне реальные. Не зря Мохнатый передал жене право
