– Ну, по делу... А что, нет?
– По делу, но по какому?
– Вам видней.
Следователь полез в ящик стола, достал оттуда «наган», упакованный в целлофановый пакет.
– Узнаешь?
– Ну, мой ствол... Так я ж не отпираюсь. Да, стрелял. Да, виноват...
– Понятно, что виноват. Понятно, в кого стрелял... А откуда ствол?
– Так я же говорил, нашел. Там в деле записано...
– Что ж, и я запишу. Нашел... – Мамаев сделал пометку на листе бумаги. – Следующий вопрос. У кого?
– Как это – у кого? На речке нашел...
– Ты хотел сказать, возле речки. На улице Линейной, дом восемнадцать...
– Начальник, я не понял! – встрепенулся Трофим.
– Все ты понял, – жестко усмехнулся следователь.
Он действительно понял. Что выдал себя, понял. И надо было ему трепыхнуться...
– Не, ну я знаю, где Линейная улица...
– И где дом восемнадцать... И гражданина Лялина ты тоже знаешь!
– Не знаю такого.
– А я говорю, знаешь! – громыхнул во всю мощь своего голоса Мамаев.
– Да откуда?
– Оттуда!.. Это его «наган». Его!
– Откуда вы знаете? На нем что, написано?
– Не написано, но я знаю. И ты мне сейчас все расскажешь!
– Расскажу, – усмехнулся Трофим. – Как я с девочкой дружу...
Он понял, что следователь берет его на понт. Наверняка вместо доказательств одни догадки. Может, прошла где-то шняга, что у покойного Лялина «наган» был, такой же ствол взяли при задержании у Трофима – отсюда и вывод.
– Как бы с тобой не задружили, Трофимов, – отнюдь не весело улыбнулся Мамаев.
– Это вы о чем, гражданин начальник? – нахмурился Трофим.
– Да все о том же... Не шути со мной, парень, не надо. Я ведь хороший, когда со мной по-хорошему. Если мне грубить начинают, то и я на дыбы становлюсь... Ты мне сейчас расскажешь, как ты грабил и убивал гражданина Лялина.
Трофиму поплохело. Уверенности в том, что следователь ничего не знает, поубавилось. Обвинения еще нет, но фабула уже звучит. Ох как плохо звучит. Грабеж, убийство, группа лиц...
– Э-э, я вам грубить не буду, – выдавил из себя Трофим.
– Не будешь грубить и все расскажешь, я правильно тебя понял?
– Рассказал бы... Но я ничего не знаю...
– Ну зачем ты меня огорчаешь, Трофимов. Я же с тобой по-хорошему, а ты за нос меня водишь... Все против тебя, Трофимов. Револьвер, с которым тебя задержали, гражданину Лялину принадлежит...
– Ну, наверное, принадлежал. Я же говорю, револьвер на речке нашел... А он что, этот Лялин, тоже возле речки живет? Ну, если на Линейной?.. Так, может, он купаться ходил да забыл... Хотите, я покажу вам то место, где я «наган» нашел?
– Значит, за дурака меня держишь? Ну, ну, – многообещающе глянул на него Мамаев. – Я думал, мы с тобой договоримся...
– Да я бы с радостью. Если бы убивал, сознался, а так, извините, гражданин начальник. У меня и своих слонов хватает...
– Будет тебе слон, Трофимов. Обязательно будет... Мы еще вернемся к нашему разговору.
– А я чо? Я ничо!.. Приятно будет увидеться, гражданин начальник!
Следователь даже ухом не повел. Как будто не услышал Трофима. Вызвал конвойного и велел увести подследственного.
Всю дорогу до следственного изолятора Трофим молчал, руками обхватив голову. Он уже почти точно знал, что никаких улик против него нет. Но плохие предчувствия скапливались над его головой, как снежные шапки на крутых горных вершинах. Казалось, вот-вот громыхнет выстрел, и на него со всех сторон обрушатся снежно-ледяные лавины...
В изоляторе он целый час простоял в душном «стакане», прежде чем караульная смена снизошла до него. Ошмонали, отправили в камеру.
А на хате его ждали. Сам смотрящий лично подозвал его к себе за стол, разрешил присесть на скамейку. Хороший знак. Да и братва не морщила нос в присутствии Трофима.
– Ну что могу я тебе сказать, пацан, – скупо, но без холода в глазах, улыбнулся Витой. – Малявку с воли подогнали. Матушка твоя разбор устроила, уважаемые люди за тебя подписались. Не был ты ни в каком пионерлагере... На Икше был, на малолетке, а с пионерами не-а, не дружил... Но пионером же был, да?
– Был, – кивнул Трофим. – Пока не исключили...
Это было не совсем правдой. Из пионеров его действительно исключали, за то, что флакон одеколона на уроке выдул, в шестом классе еще. Нажрался в зюзю, дебош устроил, самого директора далеко послал... Но ведь потом его восстановили. Правда, в комсомол в восьмом классе не приняли. А в девятом он сел...
– А в комсомол на малолетке не принимают, – в приподнятом настроении усмехнулся он.
Он еще точно не знал, какие именно уважаемые люди подписались за него. Но догадывался. Воронья Слободка – особый мир, и уважаемых в преступном мире людей там хватает. И есть кому провести разбор – выяснить, был ли тогда-то Трофим в пионерском лагере... Так что не зря Трофим матери малявку отбил, она всех кого надо подсуетила.
– Не принимают, – кивнул Витой. – Кстати, и от кента твоего малявка пришла. Ваня Локоть пишет, что пацан ты правильный. Хоть и по хулиганке сел, но по жизни воровской пацан... И еще малява пришла... Говорят, ты баклану на угле ухо отгрыз...
Трофим торжествующе усмехнулся. Настроение улучшилось. Одно к одному – и он уже в отмазе, нет за ним никаких косяков. Да еще и заслугу в репутацию вписали – чмошный фрукт не смог бы отгрызть ухо зарвавшемуся баклану.
– Да «пассажир» африканский, ля, попался, – в ухарском угаре сказал он. – Меня менты конкретно прессанули, в трюм зашвырнули – весь ливер, гады, отбили, на ногах стоять не мог. А тут отморозь какая- то... Ты же знаешь, Витой, я не беспредельщик, если в хате, то я сначала на разбор иду, а потом уже все такое. А тут как прорвало. Сил нет, чтобы кулаками махать, так я ему в ухо вгрызся...
– И как на вкус? – хохотнул босяк по кличке Башмак.
Трофим не знал, за что ему дали такую кликуху, но предполагал. Здоровенный парень, кулаки что кувалды, а нога размером под пятьдесят – попробуй на такую башмак подбери...
– Да ничего, – куражно усмехнулся Трофим. – Если б еще соли немного...
– Будет соль, – мрачно изрек Витой.
И уничтожающе посмотрел на Бутона. Воровская шестерка мгновенно сорвалась с места и притянула к столу обреченного на заклание бесогона.
Бутон, как обычно, держался спокойно – как будто ничего и не происходит. Трофим презрительно глянул на него, но тот как будто и не заметил этого. Или у парня крепкие нервы, или он действительно такой дебил, что не понимает, в какое дерьмо вляпался...
– Ну что, фуцан, готов ответку держать? – холодно глянул на него Витой.
– За что? – глазами глупой коровы посмотрел на него Бутон.
– За гнилую предъяву, которую ты пацану бросил.
– А-а, это... Так две недели сроку же. Еще не время...
– Ну и кому ты малявы по его душу забросил? – кивнув на Трофима, спросил смотрящий. – Кто тебе отписал?
– Да друзьям своим...
Наконец-то Бутон занервничал. И даже кинул быстрый взгляд в сторону шконок, где кучковались
