клыкастого зверя, то ли тигра, то ли какого-то фантастического оборотня, на другом – голова пирата с зажатым в зубах ятаганом.
– А ты какого рода, чувачок? – спросил он, пристально с жесткой насмешкой глядя на Алика.
– Мужского.
– Это по паспорту, а по духу?
– Скатку бросить можно? – Алик взглядом показал на свободное место у фанерной перегородки, за которым начинался толчок.
– А при чем здесь это?
– Руки заняты. А ты, я смотрю, человек уважаемый. Не будешь же ты мне штаны расстегивать.
– Это еще зачем?
– А чтобы дух свой мужской показать.
– Ну, скатку можешь бросить, а показывать ничего не надо...
Кучерявый жестом дал понять, что Алик может занять свободную шконку. И переключился на здоровяка, который беспомощно переминался с ноги на ногу.
– Ну а ты кто такой?
– Человек, – густым голосом, но не очень уверенно сказал тот.
– А как зовут тебя, человек?
– Виктор Александрович.
– А попроще никак? – ухмыльнулся парень.
– Ну, можно просто Виктор.
– А еще проще?.. Я тебя Витьком звать буду, ладно?
– Не ладно! – набычился мужик. – Я, между прочим, человек уважаемый!
– Кем ты уважаемый?
– А всеми!
– Что, и даже мной?
– Ну, пока нет. А там видно будет. Сидеть мне здесь долго...
– И за что я буду тебя уважать? – в глумливом жесте раскинул руки кучерявый.
– Врач я. А у вас тут антисанитария, как бы чего не случилось.
– Врач?! Ну, врач – это, конечно, круто... А конкретно по какой части?
– По всякой, – уклончиво ответил Виктор.
– Э-э, так не бывает... Может, ты гинеколог, а?
– Проктолог.
– Это как?..
– Да в заднице ковыряться, вот как! – хохотнул кто-то из «красного угла».
Алик уже обратил внимание на то, что блатных в камере хватает. Одни разрисованы тушью густо – как под хохлому: корабли, соборы; у других татуировок раз-два и обчелся. Но всех объединяло одно – уверенность в своей собственной исключительности, в праве смотреть сверху вниз на обычных арестантов. Судя по всему, в отличие от Совка, кучерявый принадлежал к этой братии.
– И ты что, жопошник, лечить меня вздумал? – вскинулся он.
– Да нет, не буду я тебя лечить. Будешь подыхать, пальцем не пошевельну...
– Я буду подыхать?! Ты за базаром следи, козел!
Кучерявый уже был близок к тому, чтобы схватить врача за грудки, но из блатного угла послышался властный окрик:
– Ша, Чубчик! Оставь лепилу в покое!
– Да я чо? Я ниччо! – вмиг присмирел парень. – Я просто проконсультироваться хотел.
– У тебя что, с задницей проблемы? – нехотя поднялся со своей шконки рыхлолицый пожилой мужчина с улыбчивым снаружи, но жестким изнутри взглядом.
– Да нет, Воркут, какие проблемы? – забеспокоился Чубчик. – У меня проблем нет. Вот, думаю, может, у красавчика проблемы, – кивком головы показал он на Алика. – Пусть лепила глянет, может, у него там проблемы по женской части? А то вдруг там петушиная нора, а мы зашкваримся...
Рыхлолицый неторопливо поднял руку, и Чубчик тут же подскочил к нему, сунул в пальцы сигарету, щелкнул зажигалкой. Судя по всему, пожилой был самый авторитетный блатной, смотрящий по камере. И Алик невольно съежился под его тяжелым изучающим взглядом.
– А ты, паренек, и впрямь смазливый, – насмешливо сказал Воркут.
Не сводя с Алика глаз, он присел на край шконки, крепко затянулся, выпустив струю дыма ему в лицо.
– За девочку с мальчиками никогда не пробовал?
– Нет, только мальчиком с девочкой, – в дурном предчувствии мотнул головой Алик.
– И что, получалось?
– Я могу номер ее телефона дать, позвонишь, узнаешь.
– Номер телефона?.. Ловлю на слове. Буду выходить, обязательно спрошу. И на огонек загляну... Как ее зовут?
– Э-э... Катя...
– А тебя?
– Алик я... Полное имя Алексей, а так для всех Алик...
– А для ментов как?
– Ну, гражданин Перелес.
– И через кого ты перелез, гражданин Перелес? – засмеялся смотрящий.
– Ну, через закон перелез. Да неудачно. Штаниной зацепился и завис. Ну, менты и повязали...
Алик бодрился, пытался шутить, а на душе тоскливо выли волки.
– Насколько я знаю, за проституцию статью не шьют.
– При чем здесь проституция? – побледнел Алик.
Час от часу не легче. Сначала смазливый паренек, затем и вовсе до уровня голубой проститутки опустили...
– Вот я и хочу от тебя это узнать, – пристально, рентгеновским взглядом посмотрел на него Воркут. – Вдруг ты – петушок, вдруг за правильную птицу себя выдаешь... Я в принципе не против, твой подвал, что хочешь с ним делай. Только признайся сразу, что с мужиками балуешься – за деньги, без денег, не важно. А то ведь если с нами вдруг за один стол сядешь, мы потом все вовек не отмоемся. Ну а тебя убьем – горло перережем и язык наружу высунем... Так что признайся сразу, тогда и жить будешь, и еще подарки принимать. Мы к тебе в гости ходить будем...
– В гости пусть сам каждый к себе ходит. А с мужиками я не баловался. И не собираюсь...
– А если Виктор Александрович сейчас осмотрит тебя? Если вдруг что-то не то с тобой...
– Ага, счас! Пусть сначала диплом покажет! – запаниковал Алик. – И чтобы все с хаты свалили!
– Смотри, какой борзый!.. За что тебя сюда определили, голубок?
– У вас что, голубятня здесь, чтобы голубков сюда определять?
– Ты не колотись, – нахмурился смотрящий. – Ты на вопрос отвечай. Какую статью шьют?
– Какую, какую – мокрую!
– Сутенера своего завалил?
– Сутенера?! Может, и сутенера! Но не своего! – разошелся от отчаяния Алик.
– А конкретно?
– Троих завалил. Из «нагана»!
– Ух ты, троих! Из «нагана»! – насмешливо хмыкнул Воркут. – Из кожаного?
– Из настоящего!
– Так они что, сутенерами были?
– У них свои сутенеры были... ну, работали на них... может быть...
– Ты мне тут поносом не брызгай! Ты мне конкретно говори!
Кого конкретно он убил, Алик сказать побоялся. Кто его знает, может, Воркут был в хороших отношениях с покойными авторитетами. Что, если в отместку опустит его? И без того мылит глаз на него, козел озабоченный...
