рукой и тут же ногой по корпусу. Но русский противник начеку. Блок, захват, снова бросок. Ногами детектив махал эффектно. Но не эффективно. Не может спортивное карате взять верх над боевым самбо, во всяком случае, в этом поединке…
В раздевалке Рэймонд воплощал собой грусть, печаль и обиду. И под душем не мылся, а просто стоял.
— А ты молодец, — похвалил его Артем, когда они вышли на улицу. — Не испугался… И техника у тебя отличная…
— Да, тогда почему я все время падал?
— Закон всемирного тяготения… Ты извини, забыл предупредить, что это ребята из спецназа. Это что-то вроде вашего 8УАТ.
— Так это же нечестно! — как-то вяло вскинулся Рэймонд.
— Но ты же видел, я вроде ничего держался, — пожал плечами Артем.
Он тоже спарринговался со спецназовцем, но в своей весовой категории. Не сказать что победил, но и проигравшим себя не считал…
— Я бы хотел завтра повторить, — немного подумав, сказал Брэнсон.
— А за это уважаю. Только завтра не получится. Не каждый день. А послезавтра подъедем, — кивнул Артем. (4 немного подумав, добавил: — Если не уедешь.
— С Крупеницкой нужно до конца разобраться. Не думаю, что за два дня успеем.
— Если постараться, то можно и за день. Завтра к ней поедем, в кафе пригласим…
— В кафе?.. Кто платит?
— У нас не принято, чтобы женщина платила.
— У нас тоже… — неуверенно и в робком раздумье покачал головой детектив.
— Тогда о чем разговор… Я плачу, а ты снимаешь пальчики с ее бокала. Как тебе такое разделение труда?
— Я подумаю.
— Думай, думай… На съемочной площадке надо побывать. Поговоришь с режиссером, с ассистентами, они тебе расскажут, где была Крупеницкая десятого июня.
— Если у нее стопроцентное алиби, надо искать госпожу Терентьеву.
— Она точно не выезжала за пределы США?
— В списках пассажиров ее нет. Ни ее, ни Терентьева…
: — Что-то я не понял, какого Терентьева? Он же умер. — Артем вставил ключ в замок зажигания, но в недоумении забыл завести машину.
— Старший умер, а младший живой…
— Герман, сын Станислава Евгеньевича?
— Да, Герман Терентьев. Он исчез вместе с Елизаветой.
Артем помнил молодого человека с борта «Амфитриты». Тогда ему ничуть не показалось, что Герман Терентьев рад встрече с Лизой. Скорее наоборот.
— Так, интрига закручивается… — озадаченно сказал Артем и завел-таки автомобиль. — Может, он и отравил своего отца?
— Вряд ли. Он очень любил своего отца. Он не мог его отравить. К тому же он мог унаследовать всего лицц четверть его состояния…
— Может, обиделся на отца, сорвался?..
— Может, и обиделся… Господин Крыжов подозревает, что между Германом и Елизаветой существовали тайные интимные отношения.
— Час от часу не легче, — на русском произнес Артем. И спросил на лондонском английском: — Кто такой господин Крыжов?
— Старший помощник капитана на яхте «Амфитрита». Покойный господин Терентьев считался капитаном, а Крыжов — его заместителем.
— Почему существовали? Почему в прошедшем времени?
— Потому что тайное стало явным.
— Ты меня, Рэймонд, извини, но чем больше я гебя слушаю, тем больше путаюсь… Поехали перекусим, а то кишка кишке песни поет, а в извилинах шумы…
— Что в извилинах?
— Кушать, говорю, хочется.
Артем остановил машину возле кафе, но американец даже не шевельнулся, чтобы выйти.
— Может, лучше в «Макдоналдс»? — спросил он.
— Если за твой счет, пожалуйста. А здесь ты мой гость, и здесь я плачу.
Аргумент оказался убедительным, и Рэймонд с легкостью вытолкнул свое тело из салона.
В кафе было прохладно и немноголюдно. Улыбчивая официантка в белоснежном колпаке на манер поварского живенько подала меню. Но Брэнсон на нее даже не взглянул. Его внимание привлекли две длинноволосые симпатичные девушки. Стильные туники, лосины, бижутерия в тон и цвет, балетки, непринужденные манеры.
Одна дива скользнула по Брэнсону скучающе-оценивающим взглядом, но не заинтересовалась им. Не хватило ему внешнего лоска и внутреннего шик-обаяния, чтобы привлечь к себе внимание.
— Что, нравятся? — спросил Артем.
— Э-э… У вас в Москве такие красивые девушки… Н такие гламурные…
— Типичные русские матрешки, — как о чем-то само собой разумеющемся сказал Артем.
— Матрешки?! Да, да, я слышал про матрешек… Но они же деревянные…
Артем жестом попросил тишины, вслушался в разговор девушек:
— Ты представляешь, я ей говорю, ты уже старая, тебе уже сорок, тебе пора уже о пенсии думать, а ты за него держишься. Будь, говорю, гордой, отойди в сторону. Не будь, говорю, тормозом, дай дорогу молодым! А она — да мы уже двадцать лет в браке! Ну а я ей — хорошее слово браком не назовут. Подвинься, говорю, дорогая, Артур меня любит, мы с ним жить будем, потому что так справедливо. А ты, говорю, свое уже получила, тебе пора на свалку истории. А она мне — да как ты можешь, у нас дети. Артур, говорит, старался, деньги зарабатывал, чтобы их обеспечить, в люди вывести. Ну не дура, скажи! Да он, говорю, для меня старался. Меня ждал, бизнес делал, деньги зарабатывал. Вот мы встретились, и теперь он мой. А ты в пролете, милочка… Вообще, что за люди! Как из каменного века! Ну никаких понятий о современной жизни!..
Артем разочарованно махнул рукой… Говорят, что мужики хищники. Как бы не так! Они просто охотники, а хищники порой попадаются им в сети. Сами жертвами потом становятся…
— Матрешки деревянные, — кивнул он. — И эти — тоже деревянные… И балалайка у них одна на всех… А вообще, да, есть девушки в русских селеньях. Живые, не матрешки. Но не здесь. Где-то там… Что заказывать будем? Фрикасе из младенцев не обещаю…
— Фрикасе из чего? — оторопело посмотрел на Артема Рэймонд.
— Ну, русские такие. С медведями в обнимку ходят валенки, шапки-ушанки. И еще они младенцев едят… Сам лично в вашей газете читал.
— Какой-то осел написал, а ты веришь.
— Лишь бы вы не верили… Нормально у нас. Не скажу что райские кущи, но жить можно…
— Москва — большой город. Мне нравится, — кивнул Рэймонд. — И медведей здесь я не видел… Девушки у вас красивые, одеваются хорошо. Много дорогих машин…
— А мужчины?
— Мужчины?! — Детектив многозначительно потер ушиб на шее, вымученно улыбнулся. — У нас тоже спецназ есть…
— Верю.
Артем заказал салат с лососем и белыми грибами, на горячее — котлету по-киевски, на десерт — миле фей со свежими ягодами.
— Вино, пиво? — спросил он у американца.
Ответ был предсказуем.
— Пиво!
