А пришел он сюда только для того, чтобы укрепить свое пошатнувшееся положение.
– Наша караульно-конвойная братия меня уважает, – продолжал он. – И я догадываюсь, как тяжело было тебе ко мне попасть...
Андрей смотрел вору в глаза. И заметил, как поплыл его взгляд. Действительно, нелегко досталось ему право беспрепятственно зайти в камеру к замначальника оперчасти.
– Но ты попал ко мне, и уже завтра братва должна узнать, как ты построил меня. Типа самого кума за жабры взял. Узнает братва и оценит. А это дополнительный бонус в копилку твоего авторитета...
– Во-первых, ты не кум...
– А во-вторых, я тебе слова не давал... А в-третьих, ты не владеешь информацией. Завтра-послезавтра меня выпустят, и я снова займу свой кабинет. Угадай, кого я вызову к себе первым?..
– Не нравишься ты мне, Сизый, – осуждающе покачал головой Чиркач. – И особливо не нравится твой базар...
– Это не базар, гражданин бродяга. Это разговор опера с заключенным. Я тебя к себе не звал, ты сам ко мне пришел, так что сиди и слушай, что начальник говорит...
– Не, ну ты в натуре!..
– Все сказал? Теперь и я скажу... Правильно сделал, что ко мне пришел. И про Казимирова правильно разговор поднял... Не был я с ним заодно. Не был...
Андрей достал из-под подушки пачку «LM», выбил из нее сигареты, миролюбиво протянул ее Чиркачу.
– Закурим?
– Можно.
Вор и сам понимал, что залез в чужой монастырь. И раз уж не вышло взять кума нахрапом, то надо возвращаться на исходные позиции. В данном случае для него худой мир был предпочтительней доброй ссоры.
Андрей уже совсем успокоился и был само воплощения миролюбия. Это не было хитростью, он действительно не хотел войны с воровской властью. Но все же Чиркач попался на удочку, которую он, в общем-то, поставил случайно. Он вытащил сигарету из пачки, которую Андрей держал в руке. Выходило, что он взял подачку из кумовских рук.
– Извини, что пачку на стол не положил, – насмешливо сощурился Андрей.
Вор досадливо поджал губы... Он должен был дождаться, когда Андрей положит сигареты на стол и тогда уже взять угощение. Должен был, но сплоховал. А это косяк на репутацию...
– Да ты не бери в голову, Николай Александрович, – обратился к нему по имени-отчеству Андрей. – Братвы здесь нет, никто ничего не видел, а я не трепло, ты же сам знаешь... Да и не зашкваренную же ты сигарету взял...
Чиркач вздрогнул, выронив сигарету из рук. Андрей расхохотался.
– Ну ты меня уморил! Сам подумай, стал бы я запомоенную пачку при себе держать!
– Ты – мент, ты можешь все.
– Чтобы тебя опустить, да?.. А зачем это мне нужно?.. Да и не ждал я тебя. Логично?
– Логично.
– Тогда закуривай.
Было бы глупо надеяться, что Чиркач поднимет с пола упавшую сигарету. Поэтому Андрей положил пачку на стол. Но вор достал из своего кармана «Мальборо» в светлой упаковке. В красной пачке сигареты покрепче, но вору держать при себе что-либо красное западло. В свое время они не признавали «Приму», потому что она была в красном. Сейчас с этим не так строго, даже сами воры относятся к своим же законам, как будто это музейная ценность – перед ними надо благоговеть, но пользоваться ими не обязательно, потому что анахронизм...
– А насчет Казимирова скажу тебе, что редкая он сволочь. – Андрей закурил, глубоко затянулся.
– Это ты сейчас так говоришь. А раньше ты его покрывал.
– Он не телка, а я не бык, чтобы его покрывать... Ты, Николай Александрович, знаешь, что такое любовь?
– Плавали – знаем.
– Вот и я плавал. Чуть не утонул... В племянницу его влюбился, потому и взял его под свою опеку...
– В племянницу, в ту, которая в розыске?
– В нее... За то и пострадал...
Он мог бы сказать, что его подставили. Но в воровской среде, как и во всяком нормальном обществе, нытики и неудачники не в почете. Подставы, разводы – это оружие воров, и если ты попал в такой капкан, значит, лох... А из-за любви пострадать не грех. Любовь – это свято. Даже предательство в любви окружено романтическим ореолом. Не зря же зэки не стесняются выкалывать на себе женщин – то с голой грудью, то с кинжалом, пронзающим розу, в районе того же бюста. Или женская голова в рамке из подковы, обвитой колючей проволокой. «Месть за измену», «Тюрьмой обязан женщине», и так далее, и тому подобное...
– Ничего, все уже нормально. Скоро я вернусь в свой кабинет, – пообещал Андрей.
Чему вор не очень то и обрадовался.
– А как же любовь? – усмехнулся Чиркач.
– Любовь пришла, любовь ушла... И тебе, наверное, уже пора.
– Гонишь, начальник?
Андрей мысленно поставил себе дополнительный плюсик в зачетку. Начальником его Чиркач величает. Значит, признал его силу и правду...
– Не гоню. Но ты за Казимирова спросить хотел, а я за него не в ответе...
– Ходят слухи, что он сейчас в больнице лежит. Подстрелили его, говорят...
– И что с того?
– К нам он вернуться должен.
– Возможно.
– Дров он наломал. Теперь его самого в дрова делать надо.
– Не советую. Им Генеральная прокуратура занимается.
– А мне все равно. Он Косого заделал, за это с него спрос...
– От меня чего хочешь?
– Чтобы ты не мешал.
– Генеральную прокуратуру ты не боишься, а со мной подстраховываешься... Чтоб ты знал, мы с Казимировым – враги.
– Тем лучше.
– Ты не так понял. Враг он мне или нет, но он должен дожить до суда. И он доживет!
– Это ты не понял, начальник. Казимиров Косого убил!
– Косого физически убил. Тебя – морально. – Андрей глянул на вора жестко, беспощадно. – Амбалов твоих подмял, тебя в расход мог пустить. Вот ты и злишься... А ведь сыр-бор на пустом месте разгорелся. Что плохого сделал тебе Казимиров, зачем ты его на разбор вызвал?
– Это наши дела.
– Дела ваши, а лезть в них буду я. Из мухи ты слона раздул. Эта раздутая муха тебя и уделала. Злишься ты, Чиркач, места себе не находишь. Человека к смерти приговорил... Шатается твой авторитет, сам это чувствуешь. Стареешь ты, а на подходе молодые волки, зубастые...
– Старею не старею, а тюрьму разморозить смогу! – сверкнул взглядом Чиркач.
Что верно, то верно, он еще был достаточно силен для того, чтобы устроить беспорядки в следственном изоляторе. С его подачи мог начаться нешуточный бунт, с захватом заложников. Именно поэтому и начальник тюрьмы старался не злить вора.
– Это запрещенный прием, – покачал головой Андрей.
– Да мне фиолетово! – торжествующе оскалился Чиркач.
– Но и у нас запрещенные приемы имеются.
– Только попробуй!
– Да не пыли, в камеру с петухами тебя не бросят, это слишком просто. Я тебя в одну камеру с
