– Нет. Со мной москвичи говорили, поэтому я на их говор внимания не обращала. А на ваш обратила. Потому и вспомнила.
– Ясно. Значит, машина «Мерседес». А в какой ресторан он вас повез?
– Я уже говорила. Ресторан «Пилигрим», это рядом с моим домом. Там еще стриптиз танцуют.
– Женщины, мужчины?
– В том-то и дело, что мужской день был. Эти педики все испортили.
– Педики?!
– Ну, танцовщики. Герман их педиками назвал. Его чуть не стошнило, когда он их увидел. Забрал меня, и мы ушли.
– Даже посидеть не успели?
– Ну почему, пару часов посидели. Маловато, конечно. Но лучше что-то, чем ничего.
– И куда вы отправились?
– Да так, по городу катались.
– Музыку слушали?
– Ну да. Музыку слушали, разговаривали.
– Какую музыку?
– А у него радио «Шансон» крутилось. Там песню про балаган крутили. Ну, может, помните, в шумном балагане, там-парам-парампам...
– Помню...
Как не помнить «Балаган», в котором любила собираться тепломорская братва. Как можно было забыть Цепня, которого едва не отправил на тот свет Костя Любимов. Где он сейчас, этот Цепень... Цепень?!
– И что там про балаган? – напрягся Дмитрий.
– Ну, Герман замолчал, когда про балаган запели. Слушал, как будто вспоминал о чем-то. А потом как психанет.
– В чем это заключалось?
– По кнопке приемника пальцем стукнул. Выключил его.
– И в какой момент? До того, как песня закончилась, или после?
– До того. Там про Вадика пели. Он что-то там пианист и педагог...
– И это Герману не понравилось?
– По всей видимости, да.
– А что именно ему не понравилось?
– Этого он со мной не обсуждал. Он вообще после этой песни как с цепи сорвался. Завез меня в лесопарк и... Вы спрашивали у меня, было у нас или нет. Было! Говорю же, он как с цепи сорвался. Только не думайте, что это было изнасилование.
– А может, все-таки изнасилование?
– Ну, я сама была не против, – замялась Инна. – Только мне совсем не понравилось. Грубый он был, злой.
– Извините за вопрос, но я должен спросить.
– Да.
– Он раздевался?
– Нет. Только рубаху расстегнул.
– Особых примет не заметили? Шрамы, татуировки?
– Где татуировки?
– Ну, на теле. На пальцах.
– У него на пальцах золотые печатки были. Мне показалось, что под ними наколотые перстни. Но я не вникала.
– Значит, на пальцах татуировки.
– И на груди.
– Что там было изображено?
– Да я точно не скажу. Темно было, не разглядела. Да, там же на груди шрам еще был. Он часть татуировки смазал.
– Как будто сводили татуировку?
– Сводили?! В смысле на нет свести? Нет, шрам не поэтому. Я, конечно, не специалист, но мне кажется, что это было пулевое ранение.
– Пулевое ранение?! – Дмитрий встрепенулся, как охотничий пес, взявший след матерого волка.
– Ну, я точно не скажу. А татуировку я точно не разглядела...
– Может быть, это два дерущихся быка?
Именно такой татуировкой в свое время гордился Вадик Цепень. Символ агрессии и борьбы за власть. А потом одного быка пулей «убило». Скорее всего это был бык, который символизировал самого Вадика. Несладко ему, говорят, на зоне пришлось. Если верить оперативным сведениям, то Вадика опустили еще в тюрьме. А обиженным в зоне житья нет. А срок у Вадика был солидный. Пятнадцать лет, чуть-чуть до высшей меры недобрал. В восемьдесят восьмом он сел, в две тысячи третьем освободиться должен. Еще целый год, считай, осталось. Но это если от «звонка» до «звонка». Но «петуха» и за особо тяжкое преступление по условно-досрочному могут отпустить. У них же такая жизнь, что в самую пору год за два считать.
– Не знаю, может быть, – пожала плечами Инна. – Я не особо всматривалась. Да и быстро все случилось.
– Что потом было?
– Потом он извинился, сказал, что не должен был себя так вести. Домой меня отвез.
– К вам домой не заходил?
– Нет.
– Как вы с ним к Рите попали?
– Ну, разговор за преферанс зашел. Я сказала, что у Риты друг это дело любит. Он ухватился. В общем, я его к Ивану привела. На общую беду. Я же не знала, что он по картам большой специалист.
– Разве он в преферанс с Иваном играл?
– Ну да. Рита компанию им составила. Потом ей надоело. Мы с ней на кухню ушли, а они в комнате остались. В очко играть сели. Чего я буду говорить вам, чем все это закончилось...
– Не надо, – задумчиво изрек Дмитрий. – Не надо пока ничего говорить. Спасибо вам за приятную беседу, вы мне очень помогли.
– Разве? – удивленно посмотрела на него Инна.
– Представьте себе, да.
Она сделала такие глаза, как будто не могла представить, как можно помочь мужчине без оперативно- полового вмешательства. Да, она имела виды на Дмитрия. Да и он мог бы уделить ей внимание. Трудно отказать, когда хорошенькая женщина просит. Но сейчас ему было не до нее. Нужно было решать свалившийся на голову вопрос.
Меньше чем через час после разговора с Инной он зашелся в кабинет Белькова.
– А-а, Дмитрий Петрович, очень рад вас видеть, – замер в ожидании бывший полковник. – Вижу, глаза у тебя горят. Никак что-то нарыл?
– Вижу, что не подводит вас оперативное чутье, – дружелюбно улыбнулся Миронов. – Есть одна зацепочка. Мне очень нужна ваша помощь...
Он рассказал о своих замечаниях и предположениях. Бельков немедленно приступил к делу.
2
Может, это и неестественно, когда женщина подает мужчине кофе в постель. Но Марина именно так и поступила. Потому что привыкла во всем угождать ему. А Костя и не отказывался от ее услуг. Вот и сейчас он нежился в постели на шелковых подушках, попивал любезно преподнесенный кофе под сигарету и смотрел телевизор.
С Леной бы он себе такое не позволил. Да она бы и не подала ему кофе в постель. И курить бы в спальне не разрешила. Но ей-то чего с ним церемониться: она жена, мать его детей. Есть и доля в совместном бизнесе, далеко не самая большая, но заслуживающая уважения. К тому же она входит в совет
