что по нарисованному лику св. Николая прошла судорога, – что я знаю, как вам помочь. Вам нужен смокинг, приличные часы, словом, всякая дорогая фурнитура. И мы с вами отправимся в московскую мэрию на закрытый ужин по случаю одного небольшого торжества. Там случайных людей не бывает, запомните.
– А зачем? – с глуповатым видом спросил я, поглядывая на флажок Израиля.
– А затем, что вы меня возьмете в долю, молодой человек, – плотоядно облизнувшись, ответил Жигора. – Я представлю вас как сына президента югославского строительного холдинга Хашима Салчиновича. Есть такой человек, я с ним недавно встречался по одному своему дельцу, так что за качество легенды можете не волноваться. Станете кивать головой и говорить слова «пичка» и «курыц»[4]. Вообразим дело так, что я ваше доверенное лицо в России, генеральный директор представительства. Познакомлю вас с Кисиным. Слыхали такую фамилию?
– Кто ж не знает старика Кисина, – усмехнулся я. – Царь Горы! Главный московский строитель!
– Да, да, все так и есть. Натурально, царь! – Борис Ефимович не на шутку увлекся. Видно было, что замысел ему все больше по душе. – И вот представьте себе! Он дает нам подряд! Представляете?!
– Да представить-то можно все, что угодно. Хоть голую Еву Браун, – не вполне к месту вставил я, – да что от этого толку? Ну даст он возможность, ну согласуем. Бумажки-то сделать-подписать недолго. Но вот вопрос! Кто строить будет, ась?
– Как кто? Салчинович и будет строить! Мы его наймем в качестве субподрядчика! – Жигора внимательно посмотрел на меня и с сочувствием переспросил: – Что? Ничего не понятно?
– Более-менее понятно, но когда все вскроется, то что мы тогда будем делать? Вернее, что тогда буду делать я?
– Ах, да ничего не вскроется, молодой человек! – раздраженно бросил Жигора. – Что вы, ей-богу, словно с Луны свалились! Вы разве живете на свете первый день и не знаете, что любая стройка – это прежде всего колоссальная афера? Я вам предлагаю вполне цивилизованную и весьма доходную схему. Итак, я вас знакомлю с Кисиным и представляю отпрыском этого югослава – раз. Все знают, что югославы прекрасные строители, которые за работу берут очень дорого, но при этом и строят очень хорошо, то есть на европейском уровне – два. Заключается договор между мэрией и вашим кооперативом, который мы представим как дочернюю югославскую фирму – три. Пока все понятно?
– Ага, – закивал я, – вполне понятно.
– Ваш кооператив заключает договор с фирмой Салчиновича – четыре, так что в этом смысле все выглядит совершенно правдоподобно. А затем…
Тут меня осенило, и я бесцеремонно прервал своего собеседника:
– Брр! Постойте-ка! А сами эти югославы, они где?
Жигора, как мне показалось, с некоторым изумлением уставился на меня:
– Что значит «где»? В Югославии, конечно! Да вы на этот счет не переживайте! Все это быстро решается. Это моменты организационные, пустяки, ерунда! Заплатите юридической конторе, и они там вам все в два счета быстро оформят. Все эти визы для рабочих, разрешения на пребывание… Главное в другом! Главное быстро подписать контракт и попилить авансы!
– Как это «попилить»? – искренне не понял я. – Между кем и кем?
Жигора схватился за голову, и с ним сделался припадок нервного, гомерического смеха. С трудом успокоившись, он поглядел на меня с таким унынием, словно я был в его глазах совершенно конченым человеком, с которым уже и разговаривать-то было не о чем. Однако он все же снизошел до моего наивного примитивизма и пояснил:
– Все расчеты ведутся через вас, Слава. На вас, под мою гарантию, загоняются деньги согласно белой, то есть завышенной смете. Потом вы их распределяете между субподрядными организациями, обналичиваете, возвращаете Кисину, себе и мне. И так все время до конца строительства. Оставшихся пятидесяти процентов должно хватить на стройку, но это уже железно. Иначе когда вы в конце строительства заявите, что все выделенные средства вами освоены, то вам могут вчинить проверку, которая крайне нежелательна.
«То же, что работать прорабом, только масштаб другой. Геморроя много, но и выхлоп в разы больше, – подумал я. – Занятная комбинация. Вот только спрашивается, зачем мне нужен этот Жигора? Хитрый черт- посредник, который явно всего недоговаривает. Облапошит меня, как последнего дурака. Да. С таким загремишь под фанфары. Нельзя с ним иметь дела, очень уж скользок».
– Вы знаете, Борис Ефимович, предложение ваше замечательное. Но мне надо подумать, – сказал я, нервно побарабанив по столу подушечками пальцев.
– Подумать?! – изумился он. – А чего тут думать?! Делать надо! Такими предложениями, молодой человек, к вашему сведению, с кем попало не делятся. Получается, что я вам за здорово живешь целую схему отдал. А что взамен получил?
– Да не кипятитесь вы, Борис Ефимович, – задушевно начал я, пятясь к выходу. – По крайней мере дайте мне время до завтрашнего обеда, я же должен хотя бы на бумаге прикинуть что к чему, какой расклад вообще получается. Вы, кстати, свою долю не обозначили. Цифру назовете?
Этот вопрос слегка успокоил Жигору. Он оттянул ворот рубашки крючком указательного пальца и одновременно оттопырил нижнюю губу: получилось очень комично.
– В любом деле главное – что? Главное – соблюсти паритетность! – загадочно начал Борис Ефимович. – А паритетность – это что такое? Это, прежде всего, значит не обидеть самого себя, правильно оценив свою роль в бизнес-проекте. Так вот я и говорю, что идея – это всегда самое главное, потому, что это – креатив. Без креатива вообще ничего никогда не будет работать, – продолжал Жигора развешивать лапшу, – а значит, креатив, то есть моя идея и моя роль во всем этом, самые важные. Вы с этим согласны?
– Э-э-э, вполне, – закивал я, берясь за дверную ручку, – все очень логично. Получается, что вроде бы как на троих надо делить, да? В равных, разумеется, долях…
– Равенство придумали большевики! – вытянув руку в попытке удержать меня, прорычал Жигора. – Чья идея, тот и король! Я творческий организм, я генератор мысли, я отец идеи!
Глядя на него, я испугался. У меня на глазах человек все сильней проявлял свое истинное лицо, и на лице этом было написано безумие! Он же ненормальный! Такие, как он, рыдают над высохшим трупиком стрекозы и спокойно отказываются от собственных детей, мотивируя это «врожденной боязнью пеленок», а потом подписывают распоряжения о создании концлагерей, поблескивая стеклышками пенсне. Инфантильные имбецилы! От него исходили волны той силы, которую маленький зеленый гоблин из фильма про звездную войну и драки на световых мечах называл «темной стороной»! Наплевав на приличия, я стремительно покинул юдоль Бориса Ефимовича, и долго еще в ушах моих стояли его последние, рычащие слова: «Порву! Бездарность! Воры!»
3
После авантюрного Жигоры я отправился к человеку, который, как я уже и говорил, просил, чтобы все называли его просто «капитан». Это был человек родом с Кавказа, вислоусый, пожилой, курил трубку, и на лацкане его пиджака был приколот значок в виде парусника. В молодости он и впрямь имел отношение к морскому делу и даже закончил плавательное училище в Мурманске, после чего пошел по партийной линии и стал директором рыбного предприятия. В лапы ОБХСС он угодил уже под конец СССР, когда хватка этих лап значительно ослабла и лапы полюбили, когда на них «давали». Дав на лапу ОБХСС, «капитан» выпутался из пренеприятной истории, грозившей ему в лучшем случае пятнадцатью годами строгого режима, и перебрался в Москву, где мгновенно стал директором большого рыбного магазина «Океан», а также директором сперва одного хладокомбинта, потом второго, а потом подмял их все под себя, так же, как и вообще всю торговлю рыбой в Москве, и превратился в настоящего капитана, только сухопутного и окруженного тремя поясами обороны в виде свирепой чеченской гвардии. Офис капитана был расположен в бывшем детском саду, обнесенном высокой решетчатой оградой, а из всего прежнего антуража во дворе вызывающе торчал под мухомор разрисованный «грибок». В летнее время под ним стоял стул и сидел суровый чеченец, присматривал за входом. Зимой место пустовало, и лишь иногда белую девственность сугроба, наметенного под грибком, нарушала желтая струйка пробегавшего мимо кабыздоха.
В кабинет капитана вела настоящая судовая дверь с круглым, окантованным медью иллюминатором. Такие двери обычно встречаются на яхтах океанского класса: красное дерево, золоченые петли, ручка в виде львиной морды, словом, нэпманский шик. Сам капитан восседал за массивным столом мореного дуба с
