плевать.
– Вячеслав, – с всемилостивейшей улыбкой соизволил напомнить я о своей королевской особе этому недостойному сосать пальцы моих ног смерду в ранге заместителя министра московского правительства. Ах, как это было бы прекрасно, когда было бы правдой. На самом же деле я бросился к нему, вначале напоминая молодуху с картины «Сватовство гусара», а по мере приближения верхняя часть моего тела принимала все более униженное, скрюченное положение, и, преодолев разделявшие нас несколько метров, я со стороны напоминал знак вопроса, горбуна Квазимодо, ничтожного червя, пресмыкающегося перед величественным идолом.
– Что вам угодно? – надменно спросил Илья Кириллович, слегка выпятив нижнюю губу.
– Угодно сказать вам несколько слов, – выпалил я, дико глазея по сторонам. – Но я вижу, место не подходящее, проходное. Не лучше ль будет в вашем кабинете, так сказать, «тет-а-тет»?
– Вот видите, невозможно, – пророкотал Илья Кириллович, также стремительно обшаривая глазами пространство. – Я сейчас должен срочно уезжать. Все вопросы к Мишеньке, он вполне компетентен. Да-с, вполне, – внушительно повторил заместитель министра и сделал попытку величественно удалиться, но я перекрыл ему дорогу.
– Мне бы, понимаете, решить вопрос с одним участком. Так, чтобы он был выставлен в самом конце, понимаете?!
– Послушайте, вы, – процедил Илья Николаевич сквозь зубы. – Я же вам все сказал. Ступайте к моему секретарю, черт вас возьми!
И я отступил перед его царственным бешенством. И потрусил в его приемную мелким бесом, с тоской думая о том, что я только что лишь навредил самому себе, заставив разволноваться начальственное лицо.
Мишенька был на месте, и вновь мне пришлось с ним, с педерастом, пить растворимый кофий с засахаренными сладостями и поддерживать беседу. Кажется, у женщин это называется «поболтать». Вот мы и поболтали. Я объяснил суть своего пожелания. Я хочу, чтобы участок по улице Космонавтов был выставлен на торги в последнюю очередь, когда все уже изрядно поистратятся:
– Конечно, было бы лучше, если бы он вообще в торгах не принимал участия. Я бы просто купил его так, по-тихому. Само собой, в долгу бы не остался.
Мишенька поводил пальцем по столу, издав несколько пердячий звук: у него была холеная кожа на руках, бьюсь об заклад, он смазывал руки на ночь каким-нибудь кремом:
– Слава, все это вопросы очень непростые. Они требуют кардинальной проработки, деликатных решений. Ну, вы меня понимаете?
– Конечно, понимаю, – насколько мог, настолько искренне улыбнулся я в ответ. – Сколько?
– Да тут не в этом дело, – как-то страдальчески поморщился Мишенька. – Вы когда-нибудь в аукционах участвовали?
– Да куда там, – с простодушной честностью признался я. – Я, может, только жить начинаю, так что какие там аукционы.
– Понимаете, то, о чем вы говорите, не всегда срабатывает. Это я вам по опыту своему говорю. Иной участник, который поопытней остальных, прибережет средства для броска в конце. А там все люди опытные, не говоря уже о том, что многие обладают очень серьезными финансовыми ресурсами и могут вообще весь аукцион скупить, если захотят. Есть такие, – задумчиво проговорил Мишенька и помешал остывающую растворимую бурду. – Впрочем, давайте сто тысяч долларов, и я вам это дело, так и быть, организую.
– Сто тысяч?! – так и охнул я. – Так много?!
Мишенька поглядел на меня, словно видел в первый раз и притом не в интерьерах приемной, а где- нибудь у станции метро «Чертановская» с бутыльком пива и чинариком, прилепившимся в углу рта. Он, пидорасинка, даже рот от изумления приоткрыл, мол, «торг здесь неуместен»:
– Слава, мне странно слышать все это от вас. Вы вообще понимаете, куда вы пришли? Да за одно то, что я тут с вами вот так, почти что по-дружески кофеек гоняю, остальные участники мать бы родную в ломбард заложили! А вы пытаетесь на пуговицах сэкономить… Странно как-то. – И он совершенно по-женски повел плечами, надулся. Ни дать ни взять царевна Несмеяна.
– Насчет матери-то это вы, конечно, Мишенька, круто заложили, – усмехнулся я. – Извините, просто мне ваше предложение показалось несколько затратным. Я ведь не привык деньгами сорить, и к тому же вы сами вселили в меня некоторые сомнения, так что я…
– Я вам очень не советую отказываться, – холодно прервал меня секретарь. – После того, как разговор перешел в деловую плоскость и мною были обозначены некоторые конкретные цифры, отступать с вашей стороны было бы неправильно. Хотя решайте сами. Я лишь предлагаю помощь по важному для вас вопросу, иду вам навстречу, стараюсь предупредить о возможных рисках. Как вы не понимаете, Слава, что аукцион и прочие азартные занятия всегда сопряжены как с большим риском, так и с большим выигрышем?!
Синдром муравья вновь накрыл меня. С пустыми глазами я встал, сказал, что вернусь через пару часов, и поехал за деньгами. Я все еще рассчитывал построить дом своей мечты.
4
В день аукциона я надел свой единственный приличный костюм. Он был единственным потому, что действительно был единственным, и был приличным потому, что был новым, купленным в кооперативном магазине готового платья на Кузнецком Мосту. Тогда всю площадь перед ЦУМом занимали стеклянные торговые ряды, где всякой одежды было видимо-невидимо. Я мог бы купить чертов костюм и в Петровском пассаже, и в ГУМе, но все эти места казались мне дорогими и наполненными пафосом первых нуворишей того времени. Я все никак не мог понять, как это костюм может стоить тысячу долларов, а то и дороже. В одном из стеклянных павильонов я приобрел текстильное сооружение за 200 долларов и остался вполне доволен своим внешним видом: костюм был черным, к нему была куплена белая рубашка с рукавами «под запонку» и цветастый шелковый галстук, при воспоминании о котором у меня сейчас начинаются приступы стыдливого удушья, до того он был безвкусным и совершенно идиотическим. Но что поделать, такова была мода в то время.
В небольшом зале около половины мест пустовало. Участники аукциона по продаже московской земли под индивидуальную застройку расселись таким образом, чтобы ни в коем случае не соприкасаться друг с другом, и между каждым из нас существовал разрыв, как минимум, в два стула. Все выглядели очень сосредоточенно и не обменивались ни жестами, ни взглядами: каждый упорно смотрел перед собой, не замечая окружающих. В этом зале все мы были игроками, и ставка была высока, а что до меня, так она вообще была больше, чем жизнь. У меня за спиной ничего не было, кроме вонючего «вагончика» и гаденьких махинаций с деньгами очередного заказчика. Я всеми силами не хотел возвращаться в этот мирок, падать на дно, откуда поднялся однажды, ухватившись за одну-единственную, выпавшую на мою долю соломинку. Одним словом, я ненавидел всех, кто сидел сейчас рядом со мной в этом зальчике, потому что все эти люди были моими проклятыми конкурентами, а нет у предпринимателя врага больше, чем конкурент, который забирает себе то, что могло бы стать твоим. Это битва, бойня, ристалище. Кто кого выбьет из седла? Поживу – увижу.
Здание департамента было выстроено при усатом отце всех архитекторов – товарище Сталине в благословенные времена СССР, о которых моя мама всегда вспоминала с ностальгией, а я считал их неинтересными, не вдаваясь в большее. Во времена социалистические этот дом занимал институт пропаганды и залу отводилась роль лектория, в котором закалялись сердца будущих партийных инструкторов. На небольшом возвышении был установлен стол президиума, а слева возвышалась трибуна, на которой еще угадывались очертания старого советского герба, его выцветший ореол, оставшийся после того, как рукой проворного завхоза сам герб был сорван и водворен в мусорный бак. За столом появилась комиссия в количестве пяти человек. Ни с кем из них ранее я не был знаком, и это меня слегка озадачило, ведь я рассчитывал увидеть в составе этой комиссии как минимум Мишеньку. Поразмыслив немного, я решил, что все идет так, как и должно идти, ведь не станет же, в конце концов, сам Илья Кириллович проводить аукцион. Это ему как-то не к лицу. А секретарь – это в какой-то степени тоже лицо руководителя, следовательно, и Мишеньке здесь делать нечего. Не того полета эти птицы, вот и поручили проведение тщательно подготовленного мероприятия каким-то статистам.
Началось… Встал за трибуну, превращенную в конторку, какой-то пузатый тип с деревянным молотком. Другой, длинный, скользкий, поразительно похожий на Мишеньку своими повадками типус водрузил на
