градостроительству. Я решил покамест не забивать свою голову всеми этими житейскими проблемами: всему свое время. Вместо согласований и связанных с этим трат личных средств, которых стало мучительно жаль, я решил вначале собрать средства на строительство дома как такового, а уж потом без всякой головной боли начать сражаться с бюрократами путем подмазывания им некоторых мест самой надежной, самой высокоэффективной денежной мазью. Конечно же, я кое-что расскажу и об этом, но чуть позже, а пока что, благодаря своей явной принадлежности к волчьей стае, я решил как следует попасти овец и в том преуспел.
Я нанял ловкого, оборотистого и беспринципного негодяя по имени Коля Блудов. Этот парень стал первым, официально принятым на работу сотрудником «Гринстроя», не считая, разумеется, меня, соседа- токаря, одной бабули и деда: почившей в бозе семейной пары, чьи паспорта мне продал за бутылку водки их сын-пропойца. В таком уж районе я проживал, так он и назывался «Пьяные дворы». Приличные московские барышни с юго-запада, обучающиеся в престижных учебных заведениях, называли таких, как я, «быдло с окраины», о чем я узнал чуть погодя, когда они одна за другой стали мелькать в моей жизни, чаще всего в совершенно натуральном виде, и всех их отличало чрезвычайно аккуратное соблюдение канонов лобковой прически.
Таков был закон: не менее трех учредителей должно было быть у всякого предприятия. Теперь я думаю, что, сделав учредителями одну деклассированную и две мертвых души, я заранее обрек «Гринстрой» на дурную судьбу. Некоторые могут посчитать, что я уже тогда, в самом начале, задумывал коварную аферу, готовил пути отступления, прятал концы в воду и прочее подобное, но я отвечу «нет». Я элементарно опасался пули в голову, опасался того, что, сделав себя учредителем строительной компании, я буду вынужден радикально изменить свой образ жизни и изменить своему главному жизненному принципу: «не выделяйся». Того, кто стремится к публичности, ко всей этой дешевой славе, ожидает ад кромешный: публичная слава – это концентрированное вещество, оно быстро растрачивается, и тогда наступает обратный процесс. Кажущееся счастье сменяется горем, множимым с быстротой размножения микробов в унитазе. «Был на коне, а нонче в дерьме» – жестокая и верная на все сто поговорка. Поэтому я решил сперва присмотреться, не неся при этом никакой ответственности. Заместителя генерального директора сажают в редких случаях.
Мысли о том, где именно снять офис, разнообразием не отличались, точнее, здесь не могло быть совсем никаких вариантов, и вместе с Блудовым мы обосновались в тех самых комнатах, что прежде до нас снимали… Да-да, Илья Кириллович и Мишенька. Я сделал это из чистого суеверия: фактор «намоленности» сыграл свою роль. Есть такие места, где из года в год совершается одно и то же действие: где-то молятся, где-то парятся, где-то обстряпывают темные делишки – это такой своего рода фэн-шуй. Я тогда ни о каком фэн-шуе и слыхом не слыхивал, да и сейчас, как и всякий прочно стоящий на земле мужчина, не чувствующий скачков кровяного давления, отношусь ко всем этим модным течениям эфира с крупной долей скепсиса. Я всегда доверяю лишь собственной интуиции, ни разу меня не подводившей.
Блудову было под тридцать. Он отличался солидной комплекцией, уже был обременен брюшком и претолстыми ляжками. Росту выше среднего, волос густой с рыжинкой, лицо «правительственное»: чувствовалась в нем суконная чиновничья непоколебимость, которой добавляли правдивости высокий лоб и большие «профессорские» очки. Блудов носил двубортные пиджаки, брюки с напуском и длиннополое черное пальто. На свои годы он не выглядел; ему запросто можно было дать лет сорок, и лишь блеск его глаз, едва различимый за толстыми дымчатыми линзами, выдавал в нем человека еще весьма нестарого. Он приехал из Ростова-на-Дону, о котором вспоминать не любил, и тщательно боролся со своим южнорусским акцентом, для чего говорил очень медленно, и это шло на пользу его образу человека солидного, положительного, серьезного, основательного, респектабельного, уверенного, проницательного, вдумчивого, рассудительного, любомудрого, волевого, семейного, небрыкливого, каменножопого, мелкопенисного и целлюлитного. Блудову в его родных пенатах было тесно: его тщательно скрываемая под обманчивой маской суетливая жуликоватость требовала столичного масштаба. В Ростове он занимался темными делами: сперва подвизался помощником нотариуса, проворачивающего сомнительные делишки совместно с местечковой преступной группировкой, а после того, как группировка в полном составе, включая нотариуса, сгорела в одной из саун на левом берегу Дона, Блудов некоторое время поработал в качестве риэлтора- одиночки. О своей деятельности в то время он рассказывал с явной неохотой, и очевидно было, что от его услуг многие клиенты остались, мягко говоря, не в восторге. Причем до такой степени они хотели возблагодарить обманчивого Блудова, что тот едва ноги унес, смывшись из Ростова на попутной машине с чемоданчиком, в котором лежали наличные и пара белья. Его настигли в дороге, наличные отобрали, наваляли по полной, но оставили жизнь. Коля отлежался в захолустной больнице, откуда вышел слегка постройневшим и непримиримо бедным. Спасла его от голодной смерти одна сердобольная женщина – завмаг, на которой Блудов обещал жениться, но обещания своего не сдержал, так как все еще страстно мечтал о столице. Вместо женитьбы он вскрыл у своей мадам Грицацуевой одну из ее многочисленных заначек и, будучи человеком малокультурным, а следовательно, не начитанным, не оставив никаких успокоительных записок с подписью «твой суслик», канул в Лету, всплыв в Москве. Что до вероломно брошенной им женщины-завмага, то после короткого и страстного знакомства с Блудовым она озлобилась, вступила в легион свидетелей Иеговы и сделалась бисексуальной лярвой. Что с ней случилось потом, никто не знает, она умерла для истории, так как история – дама с претензиями и запоминает лишь тех, кто хоть чем-то себя проявил. Зато Блудов, с шиком въехавший в столицу на попутной фуре, по прибытии своем купил газетенку из тех, что публикуют объявления о найме, и звезды легли так, что в числе прочих им было отмечено и мое объявление. «Крупная строительная корпорация объявляет конкурс на замещение вакантных должностей…» Далее шел перечень всех тех, кто требовался «Гринстрою» перво-наперво, и Блудов, увидев в этом рабском перечне должность «риэлтор», немедленно втиснулся в телефонную будку (в 94-м они еще кое-где оставались) и, что называется, «позвонил по объявлению». Не трудно догадаться, что трубку снял я, к тому времени вот уже два дня как сидевший в кресле, еще помнившем задницу Ильи Кирилловича.
– Алло, – официальным тоном сказал Блудов, – беспокоит Блудов Николай по поводу объявления. Вам еще нужен риэлтор?
Услышав его фамилию, я пришел в дикий восторг и, ни о чем более не расспрашивая, попросил его подъехать на собеседование. Выяснив, что офис находится в здании департамента, Блудов решил, что он почти уже держит бога за бороду, и ринулся в моем направлении. Спустя ровно один час и пятьдесят восемь минут он стал сотрудником «Гринстроя».
– Вам все понятно, Николай? – строго спросил я и почесал кадык.
– Долевое строительство, – мечтательно протянул Блудов, – знакомое дело. Тут ведь главное это, чтобы не того. Есть кому в случае чего это самое-то?
Мы понимали друг друга без слов.
– Есть, – кивнул я, – можете не волноваться.
– Это правильно, – назидательно вымолвил Блудов и поднял сосисочный палец. – Без терпил в нашем деле никак не обойтись.
– Ну, будем надеяться, что это не понадобится и в тюрьму никому садиться не придется, – вновь почесал кадык я. – У нас честная компания. Молодая, но честная. Мы даем людям возможность купить жилье значительно дешевле его рыночной цены, а они взамен соглашаются слегка подождать, покуда мы построим дом.
– Ага, – равнодушно произнес Блудов, – пускай подождут.
– Гм… – ответил я, и больше мне нечего было ответить этому парню. Я только попросил его ничего не воровать: – Видишь ли, в чем дело, Николай, деньги тут все мои, а я их не в карты выиграл, а заработал достаточно драматическим образом…
– По-другому сейчас не бывает, – поддакнул Блудов.
– Не перебивай. Так вот, я это к тому, что если ты надумаешь меня кинуть, то лучше сразу сейчас встань и выйди на кислород, чтобы я тебя больше никогда не видел.
– Неприемлемый вариант, – спокойно возразил тертый Блудов. – Я соглашаюсь на ваше предложение потому, что вижу в нем перспективу. А мелко крысятничают обычно тогда, когда перспективы для себя не находят.
На том мы и порешили. Спустя пару дней Блудов разыскал где-то девушку, оказавшуюся нищей студенткой-художницей. Почему она доверилась толстому Блудову, не стоит и объяснять: Соня Мармеладова
