перформанс, и он решил доиграть свою роль до конца.
– Э, пацаны, – зычно «кинул клич» амбал, – тут человеку хорошему плохо, ехать не может. Давайте поможем!
Из «Брабусов» высыпало шестнадцать здоровых «пехотинцев». Они по периметру обступили Герину машину и, по команде подняв ее, аккуратно отнесли к обочине и поставили на колеса.
– Тебе «Скорую» вызвать, братишка? – с несвойственным ему неуклюжим участием осведомился амбал.
– Не парьтесь, ребята, – по-свойски ответил раздираемый изнутри смехом Гера, – со мной не впервой. Посижу маленько (он специально ввернул это слово «маленько»: слишком просторечное, ненавидимое им слово, но зато родное для амбала), и отпустит. Делов-то.
– Куда ж тебя? – участливо осведомился «бегемот».
– Под правую лопатку, – впервые за всю беседу сказал правду Герман.
– Да, дела… Ну, ты это, не серчай. Мы таких, как ты, уважаем.
Черные, похожие на большие холодильники машины уехали, а Гера от души похохотал над простаками, которых он так ловко надул. Надуть-то надул, но после этого случая поставил машину «на прикол»: сам на ней не ездил и никому не позволял.
И вот теперь он ехал в Кремль. В буквальном смысле вернувшись с того света несколько месяцев назад, он получил известие о новом статусе своего бывшего начальника, экс-олигарха Петра Рогачева одним из последних в стране: не до того было. А придя в себя и узнав о том, что Рогачев променял различные варианты своего бегства, ссылки, статуса политического изгнанника на место чиновника класса А, Гера чуть было вновь не вернулся в состояние между небом и землей. Ведь мы никогда не хотим падать вниз, а уж если такое, не ровен час, и происходит, то нам хочется, чтобы вокруг нас было как можно больше такого же падающего народа, причем лучше всего из числа ближайших знакомых. К счастью, как правило, этого не происходит, а вчерашние однокашники, оказывается, штурмуют новые высоты где-то под облаками и от осознания того, что ты внизу, да что там греха таить – в полной заднице, а они почти держат бога за бороду, можно и спиться, и сторчаться, и просто сойти с ума.
К счастью, Гера попал в общество хороших, любящих его людей, и прежде всего такими людьми стали в его жизни Настя и малыш Алешка, появившийся на свет в тот самый день, когда Герман впервые сделал несколько самостоятельных шагов, словно ждал этот маленький человечек момента, когда отец сможет его взять на руки, подбросить в небо: всего такого красивого и совсем-совсем новенького земного жителя. Они-то, самые главные его люди, и отвлекли от осознания отрыва от устремлений вчерашних однокашников. Гера постепенно успокоился и принялся ждать.
«Если меня вернули обратно из черной трубы, если я увидел своего сына и если я просто жив, в конце концов, то, значит, самое главное у меня впереди. Просто надо подождать».
И однажды он дождался. В тот день они вернулись с прогулки на полчаса раньше обычного: Настя почувствовала себя неважно, отшутилась, что, мол, голова разболелась от избытка кислорода. В прихожей их ждал сюрприз в виде Настиного отца, который встречал их, держа высоко над головой вырванный из блокнота листок с какими-то неразличимыми каракулями. Геру при взгляде на этот листок как будто тряхнуло электрическим зарядом так, словно его угостили порцией веселых искорок из электрошоковой дубинки.
– Ну что, господин зять, – срывающимся от волнения голосом произнес отец Гериной супруги, – похоже, что тебе к выздоровлению еще один шанс подоспел, и, похоже, какой-то невероятный.
– Что вы имеете в виду? – Гера уже на последних нотах своей фразы вдруг понял, что бумага в руке тестя – это настоящая индульгенция и пропуск в новый мир. Он словно бы увидел листок с каракулями другим, спектральным зрением: тесть, словно развоплотившийся дух, состоящий из воздуха, мантии и еще какой-то чепухи, держал в руке горящий бесчисленным золотом свиток, на котором красным было начертано что-то очень важное. И выглядел этот свиток, будто его только что с мясом вырвали из книги Гериной судьбы, скатали для солидности в трубку и протянули Герману со словами: «Ну, ладно, хватит тебе на ремонте простаивать, ты еще не ржавая посудина и вполне можешь себе побегать по морям, по волнам и, конечно, под нашим флагом».
– Петенька, чтоб ему всю его дальнейшую жизнь только по лепесткам роз ходить и никогда не оступиться, позвонил из Кремля. Ты ведь знаешь, что он…
Гера, в горле у которого будто зашуршал не ведающий влаги песок пустыни Каракумы, лишь кивнул.
– Ну, и я ему рассказал о том, что ты сейчас собой представляешь, – важно, добавив значимости в голосе, продолжил тесть, – так прямо и выразился, мол, спасите парня, а то он так и помешается возле компьютера, и порукой тому будет его толком «ничегонеделание».
– А он? – Герин голос шуршал, как хвост варана о песок.
– Ну а что он… Он-то человек благородный, хоть и болтают о нем черт знает что. Вот. – Тесть наконец, видимо, решил, что пришло время заканчивать прелюдию, и протянул Гере листок быстрым, кинжальным жестом. – Это его новый телефонный номер. Звони, баловень судьбы. Кажется, фортуна вновь решила тебя как следует отлюбить…
Разговор с Петром, краткий, состоящий из суммы нескольких обоюдообщих предложений, был лишь логической необходимостью. Рогачев, абсолютно не разбавляя свои слова эмоциями, поприветствовал Геру так, словно они расстались даже и не вчера, а несколько часов назад, и в конце добавил:
– Завтра в десять утра ты должен быть в моем кабинете. Вход через Спасские ворота, слева бюро пропусков. Паспорт не забудь, а так у меня все. До завтра.
– Да завтра, – почти в унисон получилось у Геры, и он пошел выбирать костюм для завтрашней встречи.
Почти весь его гардероб, за исключением нескольких вольнодумных толстовок, пары-другой джинсов и еще какой-то неформальной мешковины, без дела висел в шкафу. Гера провел пальцем поперек вытянувшейся перед ним галереи пиджачных рукавов и, чуть подумав, вытянул из шкафа черный в полоску итальянский костюм. Критически поглядел на него, причем со стороны могло показаться, что не только человек глядит на костюм, но и костюм глядит на человека. Они словно оценивают друг друга так, как это обычно делают расставшиеся и случайно вдруг встретившиеся любовники. В голове мужчины вертится:
– Интересно, ее задница все еще такая же упругая на ощупь?
