Игорь вежливо кивнул в ответ. Он знал. Тайную экспедицию как ни назови, а людей, ей преданных, ни с кем не спутаешь. И сколько бы ни стремились они быть скромными, серыми, незаметными – именно эта чрезмерная серость бьет их карту, открывая истинную принадлежность к шпионскому сословию.
– Это хорошо.
– Что именно хорошо?
– То, что ты не болтун. У нас болтуны не в цене. Иди ко мне работать.
Игорь растерялся. Он избежал армейской службы, которую заменил месяц военных сборов в одной из подмосковных частей, и все, связанное с ношением формы, присягой и отданием чести старшему по званию, не нравилось ему едва ли не сильнее, чем удел министерского референта. Поэтому он пожал плечами, помешал ложечкой растаявшее мороженое и неопределенно ответил:
– Не знаю… Спасибо, конечно, но я так же не хотел бы становиться штатской министерской крысой, как и надеть мундир лейтенанта госбезопасности. Большего, как я понимаю, мне поначалу не светит?
Петр Валерьевич от души рассмеялся. Получилось у него негромко, но очень искренне и не злобно:
– Эх, Игоречек. Какой из тебя, к ляду, лейтенант госбезопасности? Ты для того, что ли, пять лет на факультете в лучших студентах ходишь и считаешься чуть ли не надеждой остатков нашей науки, чтобы я предложил тебе сапогами по паркету казенному скрипеть?
– А что же тогда?
– Послужить своей стране. Вот что я тебе предлагаю. Ты же Лемешев. Не забыл, надеюсь?
– О нет. Все, что касается памяти предков, буквально преследует меня начиная с рождения, так что в плане семейной идеологии я образцовый Лемешев. Хоть мне эта фамилия иногда и жмет, словно не по размеру купленные брюки. Извините за излишнюю откровенность, но какой-то я получился в лемешевской породе не совсем стандартный. Тянет к чему-то такому… Нездешнему.
– То есть? Уехать хочешь?
– Нет, – Игорь помотал головой, – не то. Это словно голос, который хочет сказать, но никак не выберет для себя подходящего рта. И знаете, мне кажется, если дать ему возможность зазвучать, я стану совсем, совсем другим. Не таким, как теперь. Я… Ну, как бы вам это объяснить? Я как будто на пороге, и даже ногу занес для шага, а вот шагнуть боюсь. Вернее, не боюсь даже, а сознательно оттягиваю. Словно понимаю, что если войду, пересеку порог, то дверь позади меня хлопнет так, как это любят показывать в кино: громко и категорично, а ключ окажется забытым по другую сторону. И я еще не понял, хочу ли я этого.
Теперь пришла очередь Петра Валерьевича пожимать плечами:
– Как ты думаешь? Может, нужен кто-то, помочь тебе сделать шаг и придержать дверь ногой, чтобы было больше на жизнь похоже, а не так, как в кино?
– Намекаете на себя?
– Да уж какие тут намеки. Тут прямой текст, без купюр. Я тебе предлагаю пойти работать к нам, в разведку. И для этого вовсе не надо будет ходить строем и жить в казарме. Для этого даже не нужно будет сидеть в Москве, в России и наблюдать, как страна меняется, и, заметь, не в лучшую сторону. Все будет хорошо – это я сильно забегаю вперед, но хорошо будет еще при нашей жизни. Вот только кому-то нужно сделать это самое «хорошо». А делается это не здесь. Увы.
– Если я соглашусь, что именно от меня потребуется?
– Жить и наблюдать, как меняется среда вокруг тебя. Анализировать, собирать информацию, учиться и не пропустить ни одного из тех особенных людей, которые будут появляться рядом. Пусть даже на мгновение. Люди как ключи. Схватил ключ, открыл дверь, поднялся по лестнице до следующей двери, там повторил все то же самое. Нам страну нужно спасать, Игорь. Кто как не ты, не я, не такие, как мы с тобой, сделают это?
Игорь медлил с ответом, да и собеседник явно на быструю реакцию не рассчитывал. Предложение серьезное, как раз тот самый «шаг за порог». Нет уж, тут все надо обдумать, и не одному, а еще и с отцом посоветоваться. Ведь разругались они с этим дядей Петей когда-то. Из-за чего?
– Я должен подумать, Петр Валерьевич. Не обижайтесь, но сами понимаете…
Петр лишь сделал успокоительный жест рукой:
– Я не тороплю. Ты когда к отцу?
– Да вот взял билет вчера. Через три дня самолет. Вернее, и не через три уже, если не считать сегодня. Послезавтра.
– Вот ты и не торопись. Завтра мне твой ответ не нужен. Спокойно слетай к папе, отдохни. Ты большое дело сделал. Пять лет не штаны просиживал, а по-настоящему учился. – Вдруг Петр Валерьевич резко сменил тему: – Как твой урду?
Последний вопрос дядя Петя задал на тарабарском языке, но Игоря этим не смутил. Тот спокойно ответил довольно длинной фразой на том же наречии.
– Молодец. Школа! В общем, ты прилетай и… Мы с тобой еще повидаемся.
Петр Валерьевич взглянул на часы, встал и протянул Игорю крепкую широкую ладонь, навсегда сожженную афганским солнцем до почти что медного цвета:
– Ну… До встречи? Я тут еще немного посижу, у меня дела.
– Да. Всего доброго, и спасибо вам за предложение.
– Себя благодари. Такие предложения каждому встречному-поперечному не делают. Будь здоров.
Игорь выходил из буфета первым и поэтому не мог видеть, как Сеченов, быстрым движением взяв со стола стакан, из которого Игорь за минуту до этого пил «Ессентуки», опустил его в обыкновенный пластиковый пакет, в какой обычно упаковывают продукты…
…Пива в банке оставалось еще наполовину. Книжка перелистывалась не быстро, и за час с сорок первой дошла до шестьдесят восьмой страницы. Игорь читал медленно, и сколько ни старался сконцентрироваться и вспомнить, о чем прочел только что, ничего не получалось. Разговор в буфете не шел у него из головы. А что, в самом деле? Ведь предложили ему не что-нибудь, а настоящую, очень серьезную профессию. Интересную! Авантюризма и острых ощущений хоть отбавляй. От таких предложений ветер в голове, и пиво, пусть и такое вот не хмельное и разбавленное водой, а все же принятию правильного решения не товарищ. Нет. Тут нужен совет отца. Лемешев-старший – аппаратчик с тридцатилетним стажем. Как скажет, так и надо будет сделать.
…Эти трое появились во дворе неожиданно и вели себя так, как будто оказались они здесь не случайно. Игорь, заметив их кряжистые фигуры, отметил про себя, что, по всей видимости, эти бандитской наружности парни явно кого-то ищут. Вся троица была похожа на трехголового дракона-бройлера: явно из криминальных кругов, типы держались очень плотно и словно слились в единое туловище. При этом головы их были повернуты в разные стороны и двигались каждая по определенному маршруту, три пары глаз обшаривали двор, поделив его на секторы. Вдруг одна из голов увидела одиноко сидевшего на лавочке Игоря, и ее обладатель, похожий на борца-«вольника» парень лет двадцати пяти, что-то тихо и коротко сказал своим спутникам. Тотчас дракон распался, и каждый из крепышей, похожих лицом друг на друга настолько, что все они казались однояйцовыми близнецами-тройняшками, двинулся в сторону Игоря.
Тот спокойно смотрел на явно недружелюбно настроенную компанию, но никакого беспокойства не проявлял. Взгляд его стал неподвижным: Игорь словно глядел сквозь опасных с виду пришельцев, и казалось, что взгляд его простирается так далеко, словно бы и не было вокруг домов-многоэтажек, сам Игорь сидел сейчас не на лавочке московского дворика, а стоял на холме и глядел вдаль. Туда, где в тысяче километров от него сходятся небесный свод с землей, рождая линию горизонта.
Тем временем трио подошло вплотную к лавочке, а тот самый «вольник» наклонился и поднял с земли стеклянную банку с остатками пива.
– Слышишь, ботаник, – обратился тот к Игорю, – как пивко-то? Не сильно мочой разбавленное? Пить пацанам не западло?
Игорь, все еще глядя мимо них, не ответил. Перед его глазами вдруг появилась совсем другая картина, и не было на ней московского дворика. Он видел лишь бескрайнее море белого песка и на нем черные, сожженные солнцем камни. Со стороны казалось, что Игорь полностью погружен в свои мысли, не услышал вопроса, и вместо ответа он лишь слегка улыбнулся.
– Э?! Ты чего лыбу давишь?! Отвечай, когда к тебе нормальные люди обращаются! Забурел, что ли?
Игорь, все так же ни слова не говоря, поднял на уровень глаз правую руку ладонью вверх так, словно
