После часового ожидания я попал внутрь.
Со всех сторон играла божественная музыка, трехцветные полотнища Государственного Флага, на фоне которых было изображено лицо человека, который был, есть и будет нашим счастьем на ближайшие и неближайшие годы, нашего Национального Лидера.
Идя по стрелкам с табличками, я подошел к столу, за которым сидели люди, выдававшие счастливчикам, как я, бюллетень. В котором надо было поставить заветную галочку.
Я предъявил паспорт. Строгая женщина, чем-то похожая на Жену и Спутника В.В.Путина, посмотрела в паспорт, потом на меня. И спросила:
– А вы есть в плане Путина?
– Есть, есть! – закивал я, не отрывая взгляда от стопки избирательных бюллетеней.
– Хм, сказала женщина. – А то тут есть и такие, которые шакалят у иностранных посольств…
– Нет, нет! – сказал я, но она продолжала.
– … не хотят, чтобы народ был счастлив…
– Хочу, хочу! – торопливо сказал я.
– … идут на поводу… – она взяла бюллетень и брезгливо посмотрела на какие-то фамилии, нагло прокравшиеся в бюллетень, украшенной фамилией Владимира Владимировича. – …у тех, кто хочет оставить нас сиротинушками, отобрать у нас нашего лидера, посадить на его место лимоны и яблоки всякие…
Женщина заплакала, зарыдала, все сильнее и сильнее, потом упала со стула и забилась в истерике. Председатель избирательной комиссии и несколько членов подняли ее бережно, из графина в стакан налили воды, дали ей в дрожащие руки, увели в соседнюю комнату. Потом председатель вернулся и занял ее место.
– Вот ты какой, враг! – сурово сказал он, оглядывая меня с ног до головы.
– Я не враг, честно! – сказал я. – Я не шакалю у посольств. Я и иностранных языков не знаю.
– На сайт каспаров.ру в Интернете небось ходишь?
– Да нет, вот Вам крест, только на порносайты! – я даже перекрестился.
– Ролики КПРФ и СПС смотрел? – грозно спросил председатель.
– Нет, нет, что Вы, – заговорил я быстро. – Как они только начинались, я телевизор переключал на другой канал.
– «ДОМ-2» смотришь? – спросил председатель.
– Ксению? Ксюшу? – у меня потеплело на сердце. – Крестницу Владимира Владимировича? Ну конечно смотрю. Еще на видео записываю – и смотрю утром, когда на работу собираюсь.
– «Любэ» слушаешь? – спросил уже несколько мягче председатель.
– А кого же еще-то слышать? Уж не «битлз» же мерзкий! – и я запел как мог «Батяня, комбат». Грозность председателя куда то ушла, он даже начал мне подпевать, затем к нему присоединились другие члены комиссии и скоро весь избирательный участок пел любимую песню нашего Национального Лидера. Спев еще «Такого как Путин», все вернулись работе. Председатель теперь был ласков.
– Вот тебе бюллетень, сынок, – сказал он мне и протянул заветный лист бумаги. – Я знаю, не пропасть России, пока у ее Национального Лидера есть такие избиратели. Голосуй ни умом, ни сердцем, а только по совести – за Владимира Владимирова Путина!
Я пришел в кабинку, загораживающую проход к заветной урне для голосования. В кабинке я, не доверяя казенной ручке – враги не дремлют, вдруг моя галочка, поставленная напротив Путина, исчезнет или переместиться к другой фамилии – ЦРУ и коммунисты не дремлют в своих тайных лабораториях, – достал свою, из дома принесенную проверенную и надежную ручку и поставил твердую галочку в квадратик против фамилии нашего Президента. Обвел ее на всякий случай еще раз. И, испытывая дрожь в коленях от осознания священности момента, на нетвердых ногах подошел к урне – и бросил туда свой Голос.
Потом вышел на улицу, где стояли те, кто еще не отдал свой Голос за Владимира Владимировича.
– Ну, как там, как там? – спрашивали со всех сторон.
– Счастье, – прошептал я, потому что говорить уже не мог от распиравших меня эмоций. – Это просто охренеть, ребята, какой кайф – проголосовать за Путина.
Толпа издала «ах» и колыхнулась в сторону двери.
А я пошел домой. Как жалко, что выборы так редко, и мы не можем голосовать за него каждый год . И какое счастье, что он еще так молод, и будет с нами много-много лет. А, учитывая успехи медицины и генной инженерии, может быть и навсегда. И каждые четыре года будет приходить этот день.
Когда спящий проснется.
Новенький, еще сверкающий краской микроавтобус РАФ, – наверное, из первой серии, только сошедшей с конвейера восстановленного завода в Риге, подъехал к воротам и засигналил. На воротах висела большая табличка: «Центр политической коррекции № 2».
И строгая приписка снизу: «Выполнять все требования охраны!»
Маленькое окошко в воротах открылось, там мелькнула чьё-то веснушчатое лицо, еще через минуту ворота открылись. Открыли их двое молоденьких солдатиков с автоматами за спиной. Микроавтобус въехал во двор. Из него вышел моложавый полковник в кожаной куртке. Солдатики вытянулись по стойке смирно. Полковник, не обращая на солдатиков внимания, галантно помог выйти из РАФ-ика невысокой темноволосой молодой женщине, на груди у которой висела видеокамера, а на плече репортерский магнитофон.
Из дежурки, немного прихрамывая, к ним спешил капитан-танкист, затягивая на ходу ремень.
– Товарищ полковник…! – начал капитан, подбежав и тоже замерев «смирно» и отдавая честь.
– Спокойно, товарищ Лупекин. Это к тебе гости. Из Европы. ОБСЕ, типа.
Он повернулся к женщине, представил ее капитану:
– Госпожа Танйа Лаппалайнен, наблюдатель ОБСЕ по правам человека.
Лупекин неуверенно посмотрел на женщину, на полковника.
– Я, товарищ полковник, по-чухонски не очень…
– А и не надо, товарищ Лупекин, по-фински разговаривать. Госпожа Танйа вполне даже размовляет по-русски. А за националистическую лексику, выразившуюся в слове «чухонский», объявляю тебе, Лупекин, замечание! Нахватался, Лупекин, от спецконтингента!
– Виноват, товарищ полковник! – покраснел капитан.
На груди у него, кроме обычных значков, был ромб с нарисованным медведем, которого перечеркивала красная полоса. Такой же знак был на куртке у полковника. Что сразу говорило о том, что оба офицера принимали участие в операции «Охота на медведей» – или, иными словами, в апрельской революции позапрошлого года.
– Да, господин капитан, – улыбнувшись, сказала финка на почти идеальном русском. – Я говорю по- русски. Мой отец был родом из России.
Лупекин покраснел еще больше, а полковник взглянул на часы.
– Давай, Лупекин, показывай нашей гостье залитые кровью подвалы 'чека', а то нам еще нужно в трудовую коммуну для бывших московских вип-проституток. Время, капитан.
– Так ведь занятия сейчас, – сказал Лупекин. – Прервать?
– Не надо, – попросила финка.
– Не надо, капитан, – эхом отозвался полковник. – Посмотрим твоих подопечных в естественной среде.
В первой комнате два десятка мужчин сидели за школьными партами, перед ними за столом сидел пожилой мужчина в очках, явно учительского вида. У школьной доски, исчерченной каким-то схемами, стоял человек с начинающими уже немного седеть, но все равно рыжими, волосами.
Увидев вошедших, мужчины за партами встали, но Лупекин помахал рукой:
– Продолжайте, профессор, продолжайте.
Тот, которого назвали профессором, показал рукой, что можно сесть – все сели.
Человек у доски продолжил читать по бумажке скучным монотонным голосом:
– Капитал избегает шума и брани и отличается боязливой натурой. Это правда, но это ещё не вся
