сотку, меньше, так ведь и бутылка на неделю — семьдесят граммов на сутки получается. Пустое. Человек он в теле, что ему семьдесят граммов. Да и вообще… Pourquoi pas? Иждивенцев нет, жена при деле, дочь давно замужем, даже если станет пьяницей, беды нет. Пенсию он себе заработал, но продолжает ежедневно ходить в школу, где преподает русский язык и литературу, а ещё стихи всерьез пишет, потому пьянство придется в пору, в духе классиков девятнадцатого века: талантливый учитель, замордованный нищетой, потихоньку спивается с круга.
На днях он позвал меня в гости, отметить книгу. Вышла. Не то, чтобы целиком его, но два стихотворения включили в альманах. Альманах не местный, московский, и двадцать четыре строки моего знакомого соседствуют со строками поэтов известных, во всяком случае, известных другим поэтам.
По прихоти судьбы у меня тоже вышла книга, и тоже не целиком моя, а кусочком: повесть вошла в антологию фантастики. Значит, и повод, и причина уважительные.
Сидим, разговариваем о судьбах мира в общем, и литературы в частности, а бутылка, с которой я пришёл, стоит на столе и скучает: дальше первой рюмки дело не идет. Я- то ладно, мне и не хочется, и ежедневный урок в тысячу слов не сделан, но собрат по перу отчего не пьёт? Вдруг смущается? Я прямо и спросил. А он прямо и ответил. Подвел меня к кладовочке, открыл дверь, а там, на полках от пола до потолка — бутылки. Полные.
— Я, как на пенсию вышел, понял окончательно — финита, полярная лисица пришла. Никогда я не увижу ни озера Чад, ни водопада Виктория, ни даже Эйфелевой башни. Жирафу встречу разве что в зоопарке. Почему? А денег нет. Пенсия — четыре пятьсот, по сто пятьдесят рублей, то есть пять баксов за год стажа. Зарплата после громогласных повышений со всеми надбавками — ещё девять тысяч. Пока работаю, с голода не умру, но мечтать о путешествиях не резон. Мечтать нужно о скоропостижной смерти по пути на работу. Потому что смерть не скоропостижная, а иная, от долгой болезни или просто от дряхлости мне не по средствам. Как понял, так и решил — буду пить. Утоплю тоску во хмелю. Пьяному и море по колено, и тупик не страшен. Но — не пьётся пока.
— Зачем же берёшь?
— Ну, когда не смогу работать, тогда ведь и денег на водку не станет. Поэтому запасаюсь впрок. Водка, она не киснет, да я еще горлышко дополнительно скотчем герметизирую.
Я пригляделся. Действительно, поверх укупорки располагался скотч, чтобы дух водки не сбежал в щёлочку, если таковая вдруг откроется.
— А если сбудется?
— Что сбудется?
— Скоропостижная смерть по дороге в школу.
— На поминки пригодится.
Домой я вернулся трезвым и грустным. А ведь действительно, доведется ли увидеть водопад Виктория, о котором в детстве я прочитал целый роман, 'Похитители бриллиантов'? А озеро Чад? Да ладно, что мне Чад, я Севан видел, замечательное озеро. Представлю пальмы на берегу, баньяны, мимозы, акации, а среди акаций и жирафу. А деньги зло, деньги человека губят, когда их нет. Николая Гумилёва, например, погубили. Гумилев переживал, что денег мало, а дома дочка плачет, кушать хочет. Вот потому и принял предложение: за вознаграждение написать листовку-воззвание, поднимающую народ на борьбу с большевиками. И деньги-то были небольшие, двести тысяч рублей, и сам Гумилёв при большевиках стал общепризнанным мэтром, что для поэта много важнее денег, но — бесы попутали, бесы Пушкина:
Как угадал Александр Сергеевич роковой месяц ноябрь (по григорианскому календарю)? Поэзия сродни магии. Или просто очередное совпадение?
Время было серьёзное, и для Гумилёва дело с листовкой кончилось нехорошо (для педантов: то, что Гумилёв по заказу Таганцева написал листовку-воззвание, есть факт известный, но не общепризнанный. С общепризнанными фактами у нас туго. Одни считают Ивана Грозного Бату-ханом, другие отрицают нашествие Наполеона, третьи настаивают на том, что Земля внутри пуста, как место для совести у политика).
Но не обязательно стремиться в Абиссинию. Алексей Прасолов всю жизнь колесил по городкам Воронежской области, из одной районной газеты в другую. В Москве бывал редко, а более нигде. Жил налегке, ни кола, ни двора — как у Гумилёва после революции (
Прасолов мне ближе Гумилёва, быть может потому, что и я хожу теми же тропами, на которых порой встречаю странные следы. То ли жирафы гуляют окрест Гвазды, то ли бесы…
Ничего. Бог даст, разберёмся. Вместе со знакомым поэтом.
Кафедра Ваннаха: Параллелизм в большом и малом мирах
Давным-давно авторы 'Золотого теленка' отметили, что 'Параллельно большому миру, в котором живут большие люди и большие вещи, существует маленький мир с маленькими людьми и маленькими вещами'. К достижениям большого мира в индустриальную эпоху относился дизель-мотор и Днепровская ГЭС; мотивацией же его творцов было стремление облагодетельствовать человечество. Маленький же мир порождал кричащий пузырь «уйди-уйди», брюки фасона «полпред» и испытывал 'стремление одно — как-нибудь прожить, не испытывая чувства голода'.
Постиндустриальная наука многое переменила в мире большом. Основой могущества в нем стал не столько масштаб инженерных сооружений, дамб и домен (хотя здоровенная субмарина, способная испепелить полконтинента, и остается Ultima ratio regis), сколько сила разума, овеществлённая в информационных технологиях. А компьютерное железо — оно чем мельче, тем
