Кафедра Ваннаха: Егор Бычков versus Nations Unies
Новость из зала суда не может не радовать: 3 ноября 2010 года в Нижнем Тагиле был пересмотрен приговор Егору Бычкову. Вместо 3,5 лет реального заключения ему дали 2,5 года условного. Хотя и это выглядит абсурдом, но главное — жизнь Егора избавлена от угроз, с которыми он неминуемо столкнулся бы на зоне! Давайте посмотрим, что же стоит за этим процессом.
Рассказывать, кто такой Бычков, и за что его судили, нужды нет. Его дело стало, пожалуй, самым популярным в рунете. Наверное, впервые позиция русского сегмента Сети оказала практическое влияние на местную Фемиду. Да и в оффлайне — автору приходится ежедневно общаться с довольно большим числом самых разных людей, — Егора поддерживают практически все. Даже те медики, которые полагают (исходя из своего опыта — более длительного, чем вся жизнь Бычкова...) наркоманию неизлечимой в принципе. Ведь кроме реабилитации наркоманов фонд «Город без наркотиков» собирает массу информации о функционировании наркобизнеса, принимает решительные меры к искоренению этой заразы... Но Бычкова- то ведь не оправдали! Прокуратура вообще просила ему дюжину лет узилища. Почему?
Для ответа на этот вопрос попробуем посмотреть на такую структуру, как Организация Объединенных Наций. Этот рудимент холодной войны некогда служил для урегулирования мелких международных проблем — проблемы серьезные решало равновесие страха между СССР и США, державших на коротких поводках свои клиентелы. Ныне это гнездо хорошо оплачиваемых и ни за что не отвечающих бюрократов примеряет на себя роль мирового правительства. Малоуспешно, правда, но все же...
И происходит следующее. Большинство населения России, исходя из элементарного здравого смысла, поддерживает Егора Бычкова. А тем временем в Нью-Йорке Спецдокладчик ООН по праву на физическое и психическое здоровье Ананд Гровер представляет отчёт, в котором выступает против так называемых принудительных методов лечения и карательного подхода к наркомании. Еще раньше дамочка, с наркоманским стажем аж с начала восьмидесятых, подает жалобу на Россию в ООН. Предмет жалобы — страдалице не обеспечивается бесплатная доза за счет казны, то есть нормальных гражан... Вероятно, жалоба имеет шансы на успех. (Во всяком случае, ее поддержат правозащитники — забавно, но автор никогда не видел правозащитника, обеспокоенного, что у людей отняли сбережения, работу, ближайшую больничку, что их обокрали или избили на темной улочке поселка у умершего завода — но вот наркоторговцев и наркоманов защищают так активно.) И обратите внимание — Бычкова выпустили как бы нехотя, по доброй воле, а не по закону. А закон — на стороне его преследователей. Почему?
Самое простое решение — законы, дескать, составлены наркомафией. Оно очень наглядно, — автору приходилось слышать от отцов оргпреступности, кого из думаков и каким баблом заряжали для принятии закона об очередной амнистии Но, может, стоит поискать более серьезные причины, и действующие по всему миру?
К первопричине нынешнего состояния наркомании рискнем отнести резкий прыжок производительности труда в середине ХХ века. Наркотики, как химические препараты, шли рука об руку с человеком всю писанную историю, как минимум. Взглянем на английскую литературу девятнадцатого века, выпускаемую даже в советское время массовыми тиражами для детей. Уилки Коллинз описывал бытовое применение опиатов. Шерлок Холмс баловался морфием и кокаином попеременно. В научпоповской биографии Роберта Вуда (пера Вильяма Сибрука) описывались опыты этого ученого с галлюциногенами. (Томас де Квинси с его «Исповедью англичанина, любителя опиума», правда, столь популярен не был.)
Курильни опиума имелись в любом порту. Опиумные войны? Но это были типичные войны за рынки сбыта, Китай пытался защитить местных производителей, а Британия навязывала жителям Поднебесной свой дешевый продукт из Индии. Обычный товар, медикамент. В прохладительные напитки включали и кокаин, и вытяжку из орехов кола! Но это было в традиционном обществе, когда большая часть населения была занята привычным трудом, обеспечивавшим им пропитание и быт, что и обеспечивало стабильность общества. А к середине ХХ века доля вовлеченных в производительный сельский и промышленный труд упала очень резко. А высвободившихся людей надо чем-то занимать, надо структурировать общество в интересах власть имущих, надо канализировать недовольство в формы, безопасные для производственных отношений. И вот тут-то на помощь пришли наркотики, точнее их запрет.
Знаете, когда с зари до зари надо работать в поле или мастерской — не до наркотиков. Старики в Средней Азии традиционно пользовались опиатами в качестве болеутоляющего, но социальных проблем и экономических последствий это не вызывало. И наркомания даже межвоенного времени социальной проблемой не была — офицер, пристрастившийся к опию после ранения в Галлиполи или под Верденом, конечно подрывал свое здоровье и огорчал близких, но не больше. Опиаты продавались в аптеках, стоили гроши — дешевле виски.
Ситуация изменилась после Второй мировой. Глобальный мир, установленный Атлантической хартией, избавил западную экономику от таможенных барьеров, дав возможность в полной мере воспользоваться преимуществами массовых технологий. Но при этом высвобождалось огромное количество рабочей силы. И их надо было занять, не дать им попасть в сферу влияния оппозиционных, а то и революционных движений. И решение нашли, по образу и подобию Сухого закона.
Закон этот, введенный восемнадцатой поправкой к конституции США, часто называют примером протестантского простодушия, наивной попыткой запретом исправить человеческую природу. Ага, поищите простодушных в другом месте — просто тут была многоходовка. Давайте вспомним, что в это время Америку сотрясали классовые битвы. А к чему приводит Сухой закон? Да к тому, что работяга (реальный, не идеализированный марксистами) начнет думать, как раздобыть стакашек-другой, а не как пойти на профсоюзное собрание. Фермеры, — ядреный электорат республиканцев, — поправили свои дела, ударившись в самогоноварение (вспомним сценку из «Золотого теленка»). Самые буйные из низших социальных слоев (а буйных всегда мало) двинулись не в компартию, а в бутлегеры. И, поставляя скотч (до XVIII поправки больше пили ирландское, но молодая республика Эйре изображала лояльность звездам и полосам, а Британия была рада насолить мятежным колониям) для вечеринки, гангстеры знакомились с владельцами заводов, газет и пароходов... А когда надо было утопить в крови рабочее выступление — к услугам были решительные ребята, действовавшие не по классовой сущности, а по шуршанию зелени.
Следующий ход — за государством. Для борьбы с бутлегерами и коррумпированными ими местными властями укрепляется центральная власть, создается первое из трехбуквенных агентств — Гуверовское FBI. И в 1933-м Рузвельт отменяет уже ненужный Сухой закон: на смену ему пришел Новый курс с прямым регулированием экономики.
И с наркотиками также. Парни из гетто идут в наркоманы и в наркоторговцы. Они уже не пойдут в рабочее движение, они не спросят, кто лишил их будущего. Они порождают преступность и разогревают рынки железных дверей, травматических пистолетов, охранных услуг, охраняемых поселков... Они создают моральное оправдание усилению карательной мощи государства — надо же бороться с наркомафией. Как говаривал один ренегат, цель ничто, движение все! С неизбежно коррумпированными местными правоохранителями должны будут бороться все новые карательные структуры. И медиа получают псевдоактуальные новости о борьбе с наркоманией. И врачи лечат наркоманов, и кто-то читает лекции по борьбе с наркотиками. И на всю это махину (обеспечивающую массу народа заработком, причем значительную часть — легальным) посягнул движимый здоровыми человеческими чувствами Егор Бычков! Естественно, что против еретика выступили и прокуроры, и спецы ООН, и правозащитники, которые хорошо знают, кто и за что им платит!
