недостаточно высока. Правда, есть интересные проекты, реализация которых может изменить ситуацию.
Если же у нас есть интерферометр, то измеряется расстояние между зеркалами. В таких устройствах на нескольких сотнях метров или даже нескольких километрах друг от друга в трубе с низким давлением подвешены зеркала. Между ними бегает лазерный луч. У интерферометра два «плеча», образующие прямой угол. Гравволна, проходя, смещает зеркала друг относительно друга. Наблюдая интерференционную картинку, мы можем заметь ничтожные изменения расстояния между зеркалами.
Сейчас чувствительность лазерных детекторов намного выше, чем у твердотельных детекторов, и с большой вероятностью в ближайшие лет пять можно рассчитывать на успех.
– Крупнейший и один из самых интересных из готовящихся к запуску детекторов – LISA. Как он устроен?
– LISA – космический проект. Немного упрощая, можно сказать, что гравитационный интерференционный детектор, как и многие другие, работают на длине волны порядка своего размера. Представим, что мы хотим «почувствовать» волну от слияния двух нейтронных звезд. Основной сигнал излучается, когда объекты почти касаются друг друга. Это соответствует масштабу километров в 20. Значит и детекторы должны быть километровыми, что мы и видим на примере LIGO, VIRGO, GEO600. А если мы хотим детектировать сигнал от сливающихся сверхмассивных черных дыр? Они имеют размер порядка астрономической единицы. Поэтому и детектор должен быть таким. На Земле ему места нет. Значит – в космос.
Болванку длиной в десятки миллионов километров не сделать. Значит, делаем лазерный интерферометр. Три спутника образуют треугольник и между ними бегают лазерные лучи. Проходящая волна смещает спутники друг относительно друга, что сказывается на интерференционном сигнале.
– Как вы считаете, действительно ли этот эксперимент увенчается успехом? Ведь замысел настолько сложный, что его осуществление кажется неправдоподобным.
– Да, технологии там не то что сложные, но иногда просто еще не существующие. Собственно поэтому этот (и многие другие) научные эксперименты такие дорогие. Кстати, и «попутная выгода» от реализации многих научных программ связана именно с созданием новых технологий.
Над проектом работают и американское (NASA), и европейское (ESA) космические агентства. Вероятность аварии или какого-то серьезного сбоя в космической технике всегда существует, тем более, когда речь идет не о сороковом запуске хорошо отлаженного агрегата, а о принципиально новом проекте. Но я думаю, что все будет хорошо. Вопрос может стоять только о выходе на плановую чувствительность.
– Наземные детекторы работают уже давно. В чем их специфика? От какого из них можно ждать результатов в первую очередь? Вообще, не утопично ли надеяться «зафиксировать» гравитационные волны на Земле?
– Было бы утопично – люди бы не вкладывали такие средства. LIGO и VIRGO разрабатывались так, чтобы после выхода на окончательную чувствительность зарегистрировать сигнал в течение года с высокой вероятностью. Но тут надо заметить, что прошедшие годы работы были на довольно низкой (хотя и плановой для соответствующего этапа) чувствительности. Если бы слияние нейтронных звезд произошло в относительно близкой галактике, то и LIGO, и VIRGO, и GEO600 зарегистрировали бы всплеск. Если бы в нашей Галактике взорвалась сверхновая, то, может быть, даже твердотельные детекторы дали бы результат (если взрыв сильно асимметричен). Но не повезло. А вот чувствительность advanced LIGO такова, что сигнал должен быть в течение года уже независимо от везения.
–От чего зависит чувствительность этого детектора?
– Чувствительность определяется тем, насколько маленькие изменения расстояний между парами зеркал мы можем заметить, а также способностью выделить «нужное» нам изменение на фоне случайных колебаний, то есть выделить сигнал на фоне шума, а сам шум подавить.
– Как гравитационные детекторы могут использоваться? Можно ли сделать «гравитационный телескоп»?
– Несколько детекторов вместе – и есть гравитационный телескоп. Собственно, уже две установки LIGO смогут определять направление на источник с достаточно хорошей точностью. Совсем недавно появилась новость, что LIGO-подобный детектор будет построен в Австралии. Что же касается «практической пользы», то их от гравитационных детекторов может быть несколько. Во- первых, это создание новых технологий. Конструкция установок потребовала разработать много новых технологий и материалов. Они связаны, например, с лазерными технологиями, с технологиями стабилизации зеркал и избавления от различных видов шумов (тепловой, сейсмический и т.д.)
Во-вторых, как обычно, крупные научные проекты – это еще и школа по подготовке очень высококвалифицированных кадров: и исследователей, и инженеров. Наконец, хотя детекторы пока и не поймали гравволновой сигнал, они много что «слышат». В частности, сейсмический шум. Так что некоторые детекторы (например, твердотельные, которые вряд ли дадут астрофизический сигнал, если только не повезет очень сильно) дают полезную информацию о нашей планете.
– Вы прогнозировали, что в 2015 году Нобелевскую вручат той группе ученых, которая зарегистрирует гравитационные волны. Сейчас конец 2010. Не изменился ли Ваш прогноз?
– Все такие прогнозы – дело неблагодарное, и не надо к ним очень серьезно относиться. Advanced LIGO теперь по планам заработает в 2014 году. Так что прогноз немножко сдвигается J Поэтому сейчас я бы говорил о 2017-18 годах.
– Гравитационные волны практически неуловимы. Допускаете ли вы, что они так и не будут обнаружены?
– Если на чувствительности advanced LIGO сигнала не будет, то это будет большей сенсацией, чем регистрация сигнала. Поверить в такую возможность мне довольно трудно. С точки зрения астрофизики, мы достаточно много знаем о жизни компактных объектов, чтобы надежно говорить о темпе слияния нейтронных звезд и черных дыр. С точки зрения физики картина тоже довольно ясная. То есть ситуация гораздо более определенная чем, скажем, с бозонами Хиггса. Поэтому отсутствие сигнала будет большим сюрпризом, который должен привести к существенному пересмотру наших взглядов на устройство мира. Но вряд ли это произойдет.
Колумнисты
