Я объяснил девушке, что ничего не помню, и прервал разговор. Вскоре я увидел коллегу, который тоже работал в упомянутой школе, и пересказал ему этот разговор. Тот искренне удивился: «Как ты можешь её не помнить, если тебя выперли из-за неё?» Он рассказал то, чему я был вынужден поверить. В специальном (!) курсе, посвящённом эволюции, я, кроме прочего, объяснил выпускникам (!) биологического (!) класса примерно то, что излагал в этих трёх колонках. Одна девушка поняла меня неверно (можно ли её за это осуждать?). Она пересказала то, что поняла, своей матери. Та истолковала мои пояснения ещё превратнее и захотела обсудить их с директором. В результате я перестал работать в этом заведении.
Кое-что о своей работе в этой школе я помню. Например, я начал там работать вместе с толковым школьником, который поступил к нам университет, с успехом защитил диплом по зелёным лягушкам под моим руководством и сейчас прекрасно чувствует себя в Швеции. А вот эту девушку и всю связанную с ней историю я забыл. Интересно, почему?
Если бы наша рефлексия была безукоризненной, наверное, такие ситуации не возникали бы... Но что мы знаем о нашей способности к рефлексии? Как она возникла?
Об этом как-нибудь в иной раз...
Дмитрий Вибе: Всюду жизнь
Тема органики в космосе стремительно набирает популярность. Среди полутора сотен молекул, обнаруженных в межзвёздной среде, примерно треть состоит из шести и более атомов. Специалистам по астрохимии, которые отродясь не называли по имени даже оксид углерода, отделываясь коротким «це-о», приходится заучивать слова наподобие «метилформиат» и «аминоацетонитрил», потому что если в докладе проговаривать их формулы, на это уйдёт половина отведённого на доклад времени. Да и учить наизусть все эти HOCH2CH2OH — занятие для джедаев.
На фоне новостей типа «Учёные нашли в космосе сахар», «Учёные нашли в космосе антифриз» и, естественно, 'Учёные нашли в космосе огромное облако спирта' даже опытным астрофизикам трудно отказаться от искушения заговорить если не о панспермии, то по крайней мере о богатых предпосылках для возникновения жизни во Вселенной. Давно известно, что
Забавно при этом, что, по-видимому, отсутствует чёткое определение того, что именно следует относить к органическим веществам. Несомненный признак один: молекула органического вещества содержит атом или атомы углерода. Однако при этом вряд ли кто-то сочтёт органическими первые молекулы, обнаруженные в межзвёздной среде, — радикалы CH и CN — или, например, оксид углерода — самое распространённое в космосе соединение после молекулярного водорода.
Первая молекула, которую можно без особых сомнений считать органической, была найдена вне Солнечной системы в 1969 году. Льюис Снайдер с соавторами при помощи 140-футового радиотелескопа Национальной радиоастрономической обсерватории США нашли в спектрах полутора десятков объектов линию поглощения формальдегида. Годом позже при помощи того же инструмента в паре направлений, близких к центру Галактики, была замечена линия излучения метанола. В 1971 году Барри Тернер обнаружил в молекулярном облаке Sgr B2 излучение цианоацетилена (HC3N), положив тем самым начало исследованию межзвёздных цианополиинов — углеродных цепочек, украшенных атомом водорода с одной стороны и атомом азота с другой стороны. Сейчас самая длинная молекула в этом семействе — HC11N, и это по земным меркам совершеннейшая экзотика. На Земле цианополиинов (равно как и многих других ненасыщенных водородом межзвёздных молекул) нет ни в живых организмах, ни в минералах, да и искусственно они синтезируются с большим трудом.
По всей видимости, у Природы подобных проблем с органическим синтезом не возникает. Правда, нужно отметить важное обстоятельство. Сложные молекулы присутствуют в космосе, но нельзя сказать, что они есть повсеместно. Больше того, значительная их часть обнаружена в одном из четырёх мест. Первое — уже упомянутое молекулярное облако Sgr B2, точнее, даже не всё облако, а его северная часть. Второе и третье — комплексы молекулярных облаков в Орионе и Тельце. Четвёртое — оболочка углеродной звезды IRC+10216 (она же CW Льва; кстати, её инфракрасное изображение в Google Sky часто выдают за планету Нибиру).
Отчасти такая концентрация в нескольких объектах связана с тем, что искать проще под фонарём. Если вы не ставите иной цели, кроме как найти ещё какую-нибудь замысловатую молекулу, вам нужно не обшаривать всё небо, а просто ещё раз пристально посмотреть на облако Sgr B2. Именно там в последние годы обнаруживают всякую новую органику. Однако могут быть и более физические причины.
Синтезироваться молекулам-монстрам в холодном (единицы кельвинов) и разреженном газе всё- таки не так легко. И реакций подходящих нет, а те, что есть, идут слишком медленно. Сейчас считается, что в синтезе межзвёздной органики решающую роль играет пыль. Ингредиенты для химического синтеза садятся на поверхность космических пылинок и начинают «прилипать» друг к другу. Первым шагом становится слияние молекулы СО с водородом, в результате чего образуется радикал HCO, а он уже присоединяет к себе прочие атомы, последовательно превращаясь в формальдегид, муравьиную кислоту, метанол — далее везде. По прошествии некоторого времени пылинка оказывается окружённой органической мантией весьма сложно переплетённого химического состава.
Предположение о решающей роли поверхностных реакций решает проблему только наполовину. Мантия — это очень хорошо, но мы-то наблюдаем молекулы в газе. Точнее, молекулы в мантиях тоже можно наблюдать, но сделать это гораздо сложнее, и ничего крупнее метанола в ледяных оболочках пылинок пока не наблюдалось (ещё раз подчеркну —
Такая эволюция характерна для протозвёзд, которые рождаются холодными, а потом обретают внутренний источник энергии — будущую звезду. Она испаряет органические мантии, выводя на свет всю