Онега пристально взглянула на двух воинов, стоявших на страже у входной двери хижины. Они стояли отвернувшись, поглощенные происходившими ужасными приготовлениями. Потом она поспешно порылась в складках своего платья и вытащила оттуда маленький пистолет с двумя медными дулами и собачками в виде крылатых драконов. Это была изящная игрушка, украшенная резьбой и насечкой, — произведение искусства какого-нибудь парижского оружейника. Де ла Ну купил ее за изящество во время своего пребывания в Квебеке, но при случае она могла пригодиться, так как оба ствола были заряжены.
— Я хотела воспользоваться им сама, — прошептала Онега, всовывая пистолет в руку де Катина. — Но теперь я хочу показать им, что «сумею умереть, как подобает женщине из племени онондаго и что я достойна крови их вождей, бегущей по моим жилам. Возьмите. Клянусь, мне он, пожалуй, был нужен только затем, чтобы всадить обе пули в сердце этого метиса.
Трепет радости охватил де Катина, когда пальцы его стиснули пистолет. Вот он ключ, могущий отворить врата вечного мира. Адель прижалась щекой к его плечу и засмеялась от того же чувства.
— Ты простишь меня, дорогая? — шепнул он.
— Простить тебя? Благословляю тебя и люблю всем сердцем и душой. Обними меня крепче, мой милый, и помолимся в последний раз.
Они упали на колени. В эту минуту в вигвам вошли три воина и сказали своей соотечественнице несколько отрывистых слов. Ты встала, улыбаясь.
— Меня ждут, — произнесла она как-то торжественно. — Белая Лилия и вы, месье, увидите, вынесу ли я все с достоинством, подобающим моему положению. Прощайте и помните Онегу.
Она снова улыбнулась и вышла из хижины среди воинов быстрой и твердой походкой королевы, направляющейся к трону.
— Теперь, Амори… — шепнула Адель, закрывая глаза, и еще крепче прижалась к нему.
Он поднял пистолет, но вдруг уронил его и, стоя на коленях, смотрел расширенными глазами на дерево, раскинувшее ветви перед дверью хижины.
То была столетняя корявая береза: береста на ней висела клочьями, а ствол был покрыт мхом и грибками плесени. Футах в десяти от земли ствол делился надвое; внезапно, в образовавшемся таким образом отверстии, появилась большущая, страстно жестикулирующая рука. Через минуту она исчезла с глаз изумленно смотревших на нее пленников и вместо руки появилась голова, отрицательно качавшая из стороны в сторону. Невозможно было не узнать этого темно-красного сморщенного лица, этих больших щетинистых бровей и маленьких сверкающих глазок. То был капитан Эфраим Саведж.
Пленники все еще не могли прийти в себя от изумления, когда внезапно из глубины леса раздался пронзительный свист и мгновенно все деревья, кусты и заросли заискрились пламенем, окутались дымом, и целый град пуль с оглушительным треском посыпался на кричавших дикарей. Ирокезские часовые увлеклись кровожадным желанием посмотреть на смерть пленников, а между тем канадцы, осторожно напав на них, заключили лагерь ирокезов в кольцо огня. Индейцы метались из стороны в сторону, всюду встречая смерть, пока не нашли в этом кольце лазейку. Устремившись в свободный пролет, словно овцы сквозь пролом плетня, они бежали как бешеные по лесу; пули врагов, не переставая, свистели у самых их ушей, пока сигнал отбоя не остановил преследователей.
Но один из дикарей решил, прежде чем бежать, закончить задуманное дело. Фламандский Метис предпочел мщение безопасности. Кинувшись к Онеге, он разрубил ей голову томагавком, а затем с боевым кличем, размахивая окровавленным топором, бросился к хижине пленников, все еще продолжавших стоять на коленях. Де Катина заметил метиса, и злобная радость блеснула в его глазах. Он вскочил с колен, чтобы встретить негодяя, и при приближении метиса пустил ему в лоб оба заряда из поднятого с земли пистолета. Еще минута — и канадцы были у хижины, а пленники почувствовали горячие пожатия дружеских рук; увидев же улыбающиеся лица Амоса Грина, Савэджа и дю Лю, поняли, что желанный мир наконец наступил для них.
Так беглецы закончили свое путешествие. Зиму они мирно провели в форте С. — Луи, а летом, когда ирокезы перенесли военные действия на верховья реки Св. Лаврентия, путешественники отправились в английские провинции, спустившись по реке Гудзон до Нью-Йорка, где их ожидал радушный прием семьи Амоса Грина. Дружба между Амосом и де Катина так упрочилась, что они сделались компаньонами по торговле мехами, и имя француза стало так же известно в горах Мона и на склонах Аллеганов, как в былое время в салонах и коридорах Версаля. Впоследствии де Катина построил себе дом на о. Стейтене, где поселилась масса его единоверцев, и употреблял большую часть своих доходов на помощь неимущим собратьям-гугенотам. Амос Грин женился на голландской девушке из Шенсктади. Адель очень подружилась с ней, так что этот брак еще теснее скрепил узы любви, связывавшие обе эти семьи. Что касается капитана Эфраима Савэджа, то он благополучно вернулся в свой возлюбленный Бостон и осуществил заветную мечту, построив хорошенький домик на возвышенности в северной части города, откуда ему были видны корабли и на реке и на заливе. Тут он жил, уважаемый согражданами, выбравшими его членом городского совета. Они же назначили его командиром прекрасного корабля, когда сэр Вильям Финс напал на Квебек и убедился в невозможности изгнать старого де Фронтенака из его логова.. Так, среди всеобщего почета, старый моряк прожил много лет и в следующем столетии его тускнеющий старческий взор мог уже увидеть возраставшее величие родной страны.
Замок» Св. Марии» был вскоре восстановлен, но владелец его совершенно изменился, потеряв жену и сына. Он похудел, озлобился, ожесточился и беспрестанно организовывал походы в ирокезские леса, где его отряды своей жестокостью превосходили все злодеяния дикарей. Наконец настал день, когда, отправившись в очередной поход, более не вернулся ни он сам, ни его сподвижники. Много страшных тайн хранят эти безмолвные, тихие леса Канады, теперь к их числу следует отнести и судьбу, постигшую Шарля де ла Ну, владельца «Св. Марии».
Примечания
1
Grand lever (франц.) — большой подъем.
2
Petit lever — малый подъем.
3
Grand entree — большой выход.
4
Mon dien! — мой бог!
5
Американский дрозд.
