Еще ни один день не был для меня столь бесконечным, как пятое октября. Всеми способами я старался заполнить досуг, и все же казалось, ночь никогда не придет. Я пробовал читать, писать, бродил по лужайке, доходил до конца тропинки, насаживал новые приманки на рыболовные крючки, приступил к составлению каталога книг отцовской библиотеки — словом, тысячами способов пытался побороть свое волнение, но оно становилось все невыносимее. Сестра, как я видел, тоже томилась в ожидании.
Отец даже несколько раз укорял нас за сумасбродное поведение, мешавшее его работе.
Наконец был подан чай, занавески задернули, зажгли лампы. Еще через некоторое время, показавшееся бесконечным, была прочитана общая молитва, слуги отпущены на ночь. Отец приготовил и выпил обычную порцию пунша и направился к себе в спальню. А мы с сестрой остались в гостиной. Наши нервы звенели от напряжения, мы были полны смутных и вместе с тем ужасных опасений.
Глава XIV
О ТОМ, КТО БЕЖАЛ НОЧЬЮ ПО ДОРОГЕ
Когда отец ушел, часы, висевшие в гостиной, показывали четверть одиннадцатого. Его шаги постепенно замерли на лестнице, тихий стук двери возвестил о том, что отец вошел в свою спальню.
Простая керосиновая лампа на стене освещала комнату таинственным колеблющимся светом, трепетавшим на дубовых панелях. Кресла с высокими подлокотниками и прямыми спинками бросали странные фантастические тени. Бледное и взволнованное лицо сестры выделялось из мрака с пугающей четкостью.
Мы сидели друг против друга за столом. Ни один звук не нарушал безмолвия, за исключением размеренного тиканья часов да прерывистого стрекотания сверчка под камином. Что-то страшное было в этой полнейшей тишине. Свист запоздалого крестьянина, бредущего по шоссе домой, принес нам некоторое облегчение, и мы напрягли слух, стараясь уловить последние нотки, по мере того, как крестьянин отдалялся от нас.
Сперва мы притворялись друг перед другом: сестра делала вид, что вяжет, а я — читаю. Но скоро мы отбросили бесполезную ложь и погрузились в тревожное ожидание, вздрагивая и обмениваясь быстрыми вопросительными взглядами, когда раздавался внезапный звук то от вспышки хвороста в камине, то от шуршания крысы за панелью. Казалось, воздух был насыщен электричеством, предчувствие какого-то несчастья тяготило нас.
Я встал и распахнул дверь, чтобы впустить в комнату свежий ночной воздух. По небу неслись обрывки туч. По временам луна выглядывала из-за них и заливала окрестности холодным белым светом.
Стоя в дверях, я мог видеть только часть клумберовского парка; дом был виден с холма, находящегося на некотором расстоянии. Сестра предложила пойти туда, накинула на голову шаль. Мы дошли до вершины холма и взглянули в сторону Клумбер-холла.
В эту ночь окна Клумбера были темны. Во всем большом доме от крыши до фундамента не было видно ни огонька. Огромная масса здания, темная и угрюмая, вырисовывалась смутно среди окружающих её деревьев. Дом более походил на гигантский саркофаг, чем на человеческое жилище.
Некоторое время мы молча стояли, глядя сквозь мрак на Клумбер-холл, а затем вновь вернулись в гостиную. Мы были абсолютно уверены, что вот-вот произойдет что-то страшное.
Была полночь или около этого, когда сестра вдруг вскочила на ноги и подняла руку, прислушиваясь.
— Ты ничего не слышишь? — спросила она. Я напряг слух, но безрезультатно.
— Подойди к двери, — попросила она дрожащим голосом. — Ну, а теперь ты слышишь?
В глубокой тишине ночи я отчетливо различил топот, приглушенный и непрерывный, хотя очень слабый и отдаленный.
— Что это? — спросил я.
— Кто-то бежит сюда! — воскликнула она. И вдруг, потеряв всякое самообладание, упала на колени около стола и начала громко молиться, так неистово и горячо, как могут молиться только люди, потерявшие голову от страха. Время от времени она полуистерически всхлипывала.
Сейчас я уже довольно ясно различал звуки и понял, что острый слух Эстер не обманул ее; это действительно был топот бегущего человека. По-видимому, кто-то очень спешил, бежал, не останавливаясь и не замедляя шаг. Потом топот превратился в приглушенный шорох: человек добрался до того места, где на расстоянии сотни ярдов был недавно насыпан песок. Но спустя минуту бегущий снова оказался на твердой почве.
«Сейчас он находится у начала тропинки, — подумал я. — Побежит ли он дальше или свернет в Бранксом?» Едва эта мысль промелькнула в моей голове, как я понял по изменившемуся звуку, что бегущий обогнул угол и теперь несомненно направляется к дому лэрда. Я бросился к калитке и побежал как раз в тот момент, когда бегущий распахнул ее. Он упал в мои объятия. При свете луны я узнал Мордаунта Хэзерстона.
— Что случилось? — закричал я. — Что случилось, Мордаунт?
— Отец… — Мордаунт задыхался. — Мой отец!
Наш друг был без шляпы, глаза расширены от ужаса, лицо мертвенно-бледное. Я чувствовал, что его руки, сжимавшие меня, трепетали от страшного волнения.
— Вы устали, — говорил я, ведя Мордаунта в гостиную. — Сперва отдышитесь немного, прежде чем говорить. Успокойтесь, вы среди самых верных друзей.
Я уложил его на старый волосяной диван, а Эстер, ужас которой рассеялся, как дым, от сознания, что требуется немедленная конкретная помощь, налила в стакан бренди и подала Мордаунту. Напиток произвел свое действие: краски снова стали появляться на бледных щеках Мордаунта.
Наконец он сел и взял обе руки Эстер в свои. Мордаунт, как будто пробуждался от какого-то кошмара и хотел убедиться, что действительно находится вне опасности.
— Ваш отец… — спросил я. — Что с ним?
— Он ушел.
— Ушел?
— Да, ушел вместе с капралом Руфусом Смитом. Мы никогда больше не увидим их.
— Но куда же они ушли? — воскликнул я. — Нет, это недостойно вас, Мордаунт. Как можем мы сидеть здесь, предаваясь личным переживаниям, когда имеется возможность помочь вашему отцу! Вставайте, пойдем за ним. Скажите мне только, в каком направлении он ушел.
— Бесполезно, — ответил молодой Хэзерстон, закрывая лицо руками. — Не упрекайте меня, Уэст, ведь вам неизвестны все подробности этой ужасной ночи. Можем ли мы противиться страшным таинственным законам, направленным против нас?! Гибель давно угрожала нам, и сейчас этот удар обрушился на наши головы. Боже, помоги нам!
— Ради всего святого, скажите же, что случилось? — взволнованно спросил я. — Никогда не нужно отчаиваться!
— До рассвета ничего нельзя предпринять, — ответил он. — Только тогда мы можем попытаться разыскать следы отца. Сейчас это бесполезно.
— А Габриель и миссис Хэзерстон? — спросил я. — Нельзя ли сейчас же перевезти их сюда из Клумбера? Ваша бедняжка сестра, наверное, вне себя от ужаса…
— Она ничего не знает, — ответил Мордаунт. — Она спит в другой части дома и ничего не видела и не слышала. А мать так долго ждала чего-нибудь подобного, что удар не явился для нее неожиданным. Она, конечно, потрясена, но сейчас, наверно, хотела бы побыть одна. Ее удивительное присутствие духа — хороший урок для меня. По складу характера я легче ее возбуждаюсь, а эта катастрофа, наступившая после такого продолжительного ожидания, почти лишила меня рассудка.
— Если ничего нельзя сделать до утра, — сказал я, — то вы сможете рассказать, что случилось.
— Я так и сделаю, — ответил Мордаунт, вставая и протягивая к камину дрожащие руки. — Вы уже знаете, что в течение некоторого времени, а вернее, в течение многих лет мы ждали какой-то страшной кары, угрожавшей отцу за преступление, совершенное им еще в молодости. В этом деле он был связан с
