— Некоторые собаки любят, чтобы их гладили, — сказала я. — Вроде Рауди.
Гэл все еще держал его на поводке, и я наклонилась и снова продемонстрировала, какое наслаждение гладить собаку. Рауди сел, прислонился ко мне и взглянул на меня одним из своих смягченно-волчьих взглядов. Он готов был навеки запомнить этот день.
— Здесь была большая собака, так? И вы потрогали собаку. Вы погладили собаку. Это хорошо. Мы никому не скажем. Это был Рауди? Эта вот собака?
Гэл покачал головой.
— Большая-большая собака? Больше Рауди?
Не так-то много псов, которые значительно крупнее Рауди.
— Большая собака, красивая большая собака. — Тон у него был тот самый, которым обычно говорят с собаками. Рауди он понравился. Он встал и уставился на Гэла.
— Вы разговаривали с этой собакой, — сказала я. — И вы ее гладили. Где была эта собака?
Он, казалось, был озадачен.
Стив понял:
— Прямо тут. Здесь, у этого дерева. А этот мужчина разрешил вам гладить собаку?
Гэл нагнулся и обвязал поводок Рауди вокруг ствола дерева.
— До меня доходит, — сказала я. — Этот пес был привязан к дереву. Мужчина привязывал его к дереву. Потом мужчина уходил. А пока его не было, вы гладили пса и разговаривали с ним.
На лице Гэла появилась хитрая улыбка, как у того, кто удирает с добычей.
— Не трогать собаку, — самодовольно сказал он.
Я завезла Стива и Гэла в лечебницу, поехала домой, приняла еще аспирину и проспала три часа. В четыре, после душа, кофе и глубоких размышлений на тему всех «про» и «контра» насчет выпить бренди, я позвонила Стиву:
— Сказал он что-нибудь после того, как я уехала?
— Нетрудно догадаться.
— «Не трогать собаку». Что-нибудь еще?
— Ни слова.
— Так что же все-таки мы теперь знаем? Знаем, что он гладил собаку, — сказала я.
— Мы очень много знаем, — возразил Стив.
Голос у него был куда добрее, чем я когда-либо слышала. — Ветка дерева. Вот где Стэнтон оставлял свои платежи. «Все время», помнишь? Получка у кого-то бывала по четвергам. Перед занятиями Стэнтон оставлял в развилке дерева конверт.
— Теперь я кое-что соображаю. Знаешь, до меня сперва не доходило, с чего бы это ему выгуливать пса на площадке для игр. Именно офтальмологу, не кому-нибудь, понимаешь? Если кто-нибудь и должен был содействовать недопущению собак на площадку, так это офтальмолог, особенно офтальмолог, любящий собак. Я имею в виду — допустим, какой-нибудь кембриджский малыш подхватывает токсикариаз. В этом месте и без того уже запрещены собаки. Так доктор Стэнтон, во-первых, удовлетворился бы и лужайкой, а во-вторых, он не захотел бы нарываться на неприятность — жалобы людей насчет пса на площадке для игр. Так что не он решил туда пойти. Он действовал по приказу.
— И «большая собака», — сказал Стив. — Та, которую гладил Гэл. Жаль, мы не можем с уверенностью сказать, когда это произошло.
— Жаль к тому же, что не можем сказать, кто забирал эти платежи. Так или иначе, у меня появилось ощущение, будто эпизод с «большой собакой» был случаем одноразовым, и пари держать готов, он произошел в тот вечер, когда умер Стэнтон.
— Мне интересно, узнал бы он собаку?
— Или мужчину.
— На суде он был бы великолепен.
— Идеальный свидетель, — согласился Стив. — Но я тут кое-что выяснил. Я пробежался по нашим записям — по крайней мере, о каждом члене клуба, кто был нашим клиентом, о каждом, кого только мог припомнить.
— Ну и что?
— А то, что доктор Дрейпер куда свободнее обращался с валиумом, чем я.
— И что?
— Я выяснил кое-что интересное. Прошлой весной у ньюфаундленда Роджера Сингера развилось что-то с виду вроде экземы плюс какая-то одышка, может быть астма. Дрейпер испытал обычные лекарства, а потом посадил Лайон на преднизолон, а у нее на него была плохая реакция. Он попробовал антиаллергены, сделал добавочные пробы и подержал ее под наблюдением, но все же ничего не обнаружил. Как раз тут она начала чесаться, разодрала себе шкуру, и у нее развился тяжелый дерматит. Он посадил ее на валиум. Я бы этого не сделал, но, кажется, это подействовало.
— Роджер…
— Второе — Виксен. Когда Рон приводил ее в декабре на прививки, он тоже получил сколько-то валиума, потому что брал ее с собой в самолет, — но вряд ли столько.
— Он, по-моему, летал в Сан-Франциско. У него там родня. О'кей. Ньюфаундленд, очевидно, классически большая собака. Лайон намного крупнее Рауди. Виксен? Как ты считаешь?
— Она высокая, — сказал он. — У нее ноги длиннее, чем у Рауди. Он объемистей. К тому же у него такой густой мех.
— Я не считаю, что на нее так вот взглянешь и подумаешь: «Большая собака». И зачем бы Рону ее привязывать? Тебе бы это не понадобилось. Ты просто велел бы ей остаться на месте. Но Лайон ты привязал бы. Там ведь рядом Конкорд-авеню. А как насчет веса Лайон? Сто тридцать фунтов? Больше? Роджер, верно, достал тонну валиума.
— Дрейпер отличный врач. Опытный, — ответил Стив. — Но он перестарался. У Сингера хватило и на тебя, и на Рауди. Знаешь, впрочем, может быть, это и кто-то другой сделал. Мы видим уйму собак, но не всех.
— Так у кого же не было валиума? Или кто не получал его у доктора Дрейпера?
— Роза. Винс. Рэй и Лин. Диана. Арлен. Ты.
— Я?
— Мы же систематичны.
— А Маргарет?
— Она не наш клиент.
— А с кем она видится? Можешь выяснить?
— Могу попытаться, — ответил он. — Но ничего не могу обещать.
Через несколько минут после того, как я повесила трубку, в заднюю дверь постучался Кевин. Я еще не рассказывала ему о татуировке. Я сказала ему о Роджере, а он в свою очередь дал моим мозгам отдохнуть от мысли о Роне.
— Кафлин… чинил трубу. Вряд ли он там был, — сказал Кевин. — И он объяснил мне этот свой визит в туалет. К полному моему удовлетворению.
— И что же?
— Его… пронесло, — пробормотал Кевин. (Представьте себе копа, который смог бы открыто говорить о телесных отправлениях. Нет, этому малому явно нужна новая собака.) — В тот вечер он бегал по меньшей мере четыре раза.
— Ты уверен?
— Так люди видели, как он выходил и возвращался. Парень даже звонил своему врачу.
У Кевина была и другая информация. Ни д-р Стэнтон, ни Джерри Питс в Антарктике не служили. Билл Литтон, брат Маргарет, — служил.
Я выведала у него и новости о Гэле Шагге, но для меня-то они новостями не были.
— Говорят, у него насчет собак крыша поехала.
— Знаешь, что это значит? Он настолько любит собак, что не перестает о них говорить. Столько о них говорит, что думают, будто он в уме повредился. Тебе и обо мне то же самое скажут.
— Некоторые уже и говорят, — сказал Кевин.
