Молодые воины переглянулись, а Мелеагр ласково произнес:
– Ты еще молод, юноша, чтобы участвовать в мужских делах. Увы, юность – недостаток, который быстро пройдет.
– Мне уже тринадцать! – гневно сверкнул глазами Орест. – И я в силах собственноручно убить негодяя!
Молодой эномотарх агелы вскочил на ноги и расправил крепкие смуглые плечи. На его лице отражалась крайняя решимость – отражение черты характера, свойственной всем Эврипонтидам.
– В этом никто не сомневается, – успокаивающе поднял руку Мелеагр. – Но подумай вот о чем: сейчас, когда твой отец мертв, а о том, что случилось со старшим братом, мы ничего не знаем, ты – единственный представитель старшей ветви Эврипонтидов. Понимаешь ли ты, о чем я говорю, отрок?
«Спутники», тоже только сейчас осознавшие это, воззрились на юного Эврипонтида, испытывая, по всей видимости, странные чувства. Темные глаза Ореста стали большими.
– Вот именно, – усмехнулся советник. – Случись с тобой что-либо, и трон Эврипонтидов достанется дяде твоему Леониду. Ты этого желаешь?
– Ну уж нет! – вскричал молодой волчонок. Остальные понимающе усмехнулись – не таковы были Эврипонтиды, чтобы отдать кому-то свое.
У дверей раздался шум и через мгновенье Лих втолкнул в комнату пунцового парня лет двадцати. Тот шумно дышал и, по всей видимости, был крайне недоволен подобным обращением.
– Только послушайте, что болтает этот уродец! – тон Лиха означал, что он услыхал что-то новое. – Ну, повтори то, о чем ты квакал там с охранниками!
– А что я? – парень стряхнул руку Коршуна с плеча. – На площади объявили… а я только продаю, за что купил. Как будто я сам это придумал…
Он обиженно засопел.
– Так что говорят-то? – поинтересовался Леонтиск.
– Что-что… Будто Пирр-царевич убил царя Павсания, отца своего то есть, вот что. Зарезал, значит, чтобы самому сесть на трон, вот. Так сказали, клянусь Матерью богов, а я-то при чем?
– Кто сказал? – прорычал, едва сдерживаясь, Лих. – Какая тварь могла выблевать такое?
– Кто? Э-э, кто-то из царевых служек, – забормотал парень. – Не знаю, я далеко стоял, не разглядел. Он говорил открыто, с трибуны, ничего не боясь… Это любой подтвердит, спросите… так что я не виноват. Это ж все слышали… Что, пересказать нельзя? У меня брат здесь, среди ваших…
– Ну? – сощурился Лих.
– Ну, вот я и пришел ему рассказать, – вестник вдруг набрался храбрости и почти закричал. – Да, рассказать, за кого он тут грудью стоит, из-за кого сутками дома не бывает! Из-за отцеубийцы! Прокля…
Коротко замахнувшись, Коршун ударил его кулаком в кадык. Парень ударился спиной о стену, захрипел, закашлял. Лих ударил его еще и еще, жестоко, беспощадно, легко обходя поднятые для защиты руки. Лицо долговязого «спутника» покрылось неровными багровыми пятнами.
– Ли-их! – заорал Аркесил, а Леонтиск, вскочив, принялся оттаскивать товарища от бедолаги. Но в это время к тому подскочил Орест Эврипонтид и взвизгнув:
– Врешь, гад! Мой брат не убивал! – изо всех сил пнул ногой в промежность.
Пришлось успокаивать и отрока. Незадачливый вестник сполз по стене и сжался, чуть живой от страха.
– Пшел вон, крыса! – гаркнул на него Лих, все еще удерживаемый Леонтиском, а Орест, извернувшись, дал пинка под зад.
Пару минут спустя, когда все более или менее успокоились, Аркесил объявил мучивший всех вопрос:
– Пирр убил отца? И что бы это значило, во имя всех богов?
– Да вранье это! – махнул рукой Леонтиск.
– Дело ясное. Но откуда такие сплетни? Прошло каких-то несколько часов, как триера с мертвым царем прибыла в Лаконику, и едва час-полтора, как самый быстрый конник мог принести эту весть в город. И уже появляются люди, с трибун обвиняющие Пирра в преступлении.
– Да, припоминаю, – кивнул Леонтиск. – Геронт, что плавал на остров, выступая перед народом, назвал смерть царя «кощунственной». Я тогда не понял, к чему это, и геронт не говорил ничего о царевиче…
– Клевета! – выплюнул Лих. – О чем тут говорить?
– Не согласен, – Мелеагр закусил губу. – Говорить есть о чем, и дело принимает совсем скверный оборот.
– То есть? Говори яснее, во имя всех богов!
– Похоже, Агиады знали заранее, с какой вестью вернется корабль. И как только он прибыл, выпустили на улицы крикунов, чтобы те возмутили народ еще до того, как тело царя будет привезено в город. Дабы при зрелище мертвого Эврипонтида, с которым многие из горожан связывали свои надежды, в спартанцах проснулась ненависть к убийце. Которым, без сомнения, решено выставить царевича Пирра.
– Поэтому его не было на корабле?
– Вполне возможно. Не исключаю, что убийство царя подстроили таким образом, чтобы обвинить в этом Пирра, а его самого тут же прикончили на месте.
– Как? – заорал Лих, прижимая ладони к горящему лицу. – Вокруг него всегда наши, четыре добрых меча!
