сохранившийся ещё с войны американский мотоцикл «Индиан» под мотолебёдку и получили под крылом 50 м высоты. Затем такая же участь постигла наше единственное транспортное средство — ГАЗ-51. К тому времени, когда прибыла специальная автолебёдка «Геркулес», наш штопанный-перештопанный БРО-9 со стоном и скрипом разрезал воздух до высоты 300 м. Эти технические новшества входили в жизнь после очередного и жаркого спора с нашим Учителем:
— Нам надоело, как козлам, «прыгать» у земли!
— Ребята, подождите, получим «Геркулес» и залетаем, как орлы.
— Нет! Или делаем сейчас, или мы уходим.
— Хорошо, — сдавался тот, — но я с вами в тюрьму сяду.
Время шло, планерная школа росла, приобретала всё больший вес и значимость. Первопроходцы уже числились в «стариках», сами становились инструкторами. На базу прибывали новые планеры. Помню мой первый вылет на А-2 с инструктором, когда я был неприятно удивлён тем обстоятельством, что ручка управления вдруг начала отклоняться без моего вмешательства. С тех пор не люблю полёты с проверяющим. Планер в воздухе был тяжёл в управлении и не вызывал чувства парения. «Летающий гроб», — шутили мы.
Помню, как наш начальник облётывал после сборки первый МАК-15. Одноместный, выполненный по схеме «бесхвостка», предназначенный для сложного пилотажа, он вызывал симпатии как своим видом, так и поведением в полёте. Сразу же после отрыва у нас, наблюдавших с земли, замерло дыхание: планер то опасно кренился в одну сторону, чуть ли не скользя консолью по траве, то вдруг лихорадочно, рывком перебрасывался в противоположную. Казалось, это бьётся птица, пойманная в силки. Срочно прекратили буксировку. Пилот приземлился, чудом избежав капотирования через крыло на спину. Подбежав к планеру, мы увидели бледное лицо Васечкина с крупными каплями пота на лбу. С трудом улыбнувшись и сокрушённо покачивая головой, он произнёс:
— Видно, мы, ребятки, троса управления элеронами подсоединили наоборот.
Старому пилоту пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы управлять против всего своего опыта, против естественных рефлексов, против самого себя.
Помню, как перед отъездом для поступления в лётное военное училище, я поехал на планеродром, чтобы слетать «на дорожку». К этому времени мы освоили двухместный «Приморец». При встрече Учитель спросил:
— Кем ты хочешь стать?
— Истребителем, — ответил я.
— Не советую, на них долго не пролетаешь. Большие перегрузки, врачи быстро спишут. Лучше иди в «бомбёры» — с них в ГВФ с удовольствием берут, а истребители там не котируются.
— Спасибо, но мне больше по душе истребители. Они, словно ласточки в небе, летают быстро и легко.
Собираясь садиться в планер, мы заметили, что со стороны города надвигается гроза.
— Придётся отставить, — заявил Васечкин. — Слишком опасно.
— Но я ведь завтра уезжаю, да и она ещё далеко, мы как раз успеем, — упрашивал я, наперекор тому, что с запада отчётливо надвигался сплошной, по всему горизонту, грозовой вал и очередной раз уговорив своего Учителя, мы стали готовиться к взлёту.
— Полетели, полетели, только я из-за тебя в тюрьму сяду, — ворчал он, пристёгиваясь ремнями.
Когда «Геркулес» забросил нас на высоту, я оглянулся и глазам своим не поверил — гроза стремительно надвигалась на горы, закрыв уже полнеба. Шквалистый ветер обрушился на предместье аэродрома, поднимая пыль и пригибая деревья к земле.
— Срочно на посадку! — послышался встревоженный голос инструктора.
Но планер вдруг начал набирать высоту со всё большей вертикальной скоростью, не реагируя ни на глубокое скольжение, ни на ручку управления, полностью отданную вперёд, до приборной доски. Стрелка высотомера, в считанные секунды перемещаясь по кругу, показывала всё новые и новые сотни метров: 1000… 1500… 2000 м.
— Старый дурак, — спокойно произнёс сзади Учитель, — я думал, что из-за тебя я в тюрьму сяду, но, видно, не суждено. Ты хоть понимаешь, что сейчас от планера одни щепки полетят?
И действительно, небесная стихия трепала и швыряла нас, как перышко. Вдруг вспомнился «Ночной полёт» А. Сент-Экзюпери — такое же чувство полнейшей беспомощности. Стало тоскливо. Где-то отдалённо, на втором плане, в голове «сидела» беспокойная мысль: «А как же я теперь поеду в училище?». Видимо Учитель в своей жизни сделал немало добрых дел, а я не успел ещё сильно нагрешить, потому что ситуация неожиданно изменилась на противоположную — мы начали падать вниз. Обрадовавшись этому, сосредоточили своё внимание только на одном — удержать летательный аппарат в нормальном положении. Однако радость продолжалась недолго. Вертикальная скорость достигла 30 м/с. «Прошли» высоту 1000 м. Невольно я начал подтягивать ручку на себя. Казалось, нисходящий вихрь не кончится до самой земли. Высота «таяла» на глазах: 500… 300… 200 м.
— Да… — услышал я невесёлый голос Васечкина. — От одной ушли, а к другой приехали.
Наше падение прекратилось, когда до земли оставалось «рукой подать». Через несколько секунд мы сидели на вспаханном поле. После всего пережитого, словно опустошённые внутри, долго молчали, не открывая фонарь. Я даже не слышал, как ливневый дождь барабанил по обшивке планера. И тут Учитель позвал меня:
— Сынок!
— Слушаю!
— Поезжай с богом, учись на истребителя, но запомни, что в авиации везёт не всем и не так часто, как хотелось бы.
Глава III
В процессе своей профессиональной деятельности я не раз замечал со стороны отдельных товарищей некоторое чувство превосходства по отношению к работникам «малой авиации». Да и у меня где-то внутри стало появляться нечто подобное, пока однажды не приехал в очередной отпуск к родителям и не помчался, как обычно, на планеродром. Там, у ворот, встретил я своего Учителя. Здесь он работал — сторожем. В то время я ещё не в полной мере познал всю нашу жизнь, и было очень обидно видеть его в этом «звании».
— Не смог я, Вовочка, работать в конторе. Сердце у меня там пошаливает, будто воздуха не хватает. А здесь третья часть жизни моей, и всё сделано вот этими руками.
Я смотрел на руки пилота, выглядевшие как руки простого рабочего, не знавшими отдыха.
Планеристы летали на современных белоснежных «Бланиках», буксируясь за жёлтеньким, лёгким, как стрекоза, самолётом «Вильга» польского производства, сменившим известный Як-12. Молодые планеристы- первогодки лишь по рассказам бывалых слыхали об «амортизаторных» полётах.
Напросившись «на работу» и слетав с новым начальником на новом (для меня) агрегате, я получил соответствующий допуск и занялся буксировкой. Честно говоря, делал это не просто из желания полетать, но и потому ещё, что «положил глаз» на только что прибывший пластиковый «Янтарь-стандарт», красовавшийся на зелёном поле. Таскал я планера и по кругу, и в зону. Как-то раз начальник предложил мне слетать с ним за планеристом, оказавшимся на запасной площадке в горах. Я без слов сел справа, и мы взлетели. Площадка оказалась на высоте трёхсот метров, и была с трёх сторон закрыта горами, а с одной оканчивалась обрывом до самой долины. На противоположном её краю одиноко, опёршись на крыло, стоял планер.
«И как это его угораздило?», — с осуждением подумал я о молодом планеристе. Сели. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять — буксировка не только опасна, но просто невозможна. Короткое каменистое плато слегка поднималось в сторону обрыва. Когда подцепили планер и натянули трос, обрыв оказался совсем рядом. Я молчу и стараюсь понять, есть ли во всём этом здравый смысл, или это чистая авантюра. Мелькнула мысль; «Если свалимся вниз, никакой парашют уже не поможет». Начали разбег,
