качестве награды им организовали месячную стажировку у Йен Ло, которого они до сих пор воспринимали исключительно как подборку книг и которого их профессора называли живым памятником и гениальным интерпретатором работ Павлова, во многом обогнавшим знаменитого учителя) смонтировали привезенное с собой оборудование ночью 6 июля и отлаживали его до середины утра 7 июля. Специфическое хозяйство включало тщательно разработанные химические препараты, а также четыре массивных электронно- вычислительных устройства и электрический распределительный щит, достаточно мощный, чтобы с его помощью можно было управлять освещением Венской государственной оперы, откуда, вполне возможно, он сюда и попал.
Старик Йен был в прекрасном настроении. Беспрерывно болтал о Павлове и Сальтере, Красногорском и Мейнанте, Петровой и Бехтереве, Форлове и Роуланде — как будто это не он девять лет назад отошел от основного направления их доктрины, разработав собственную радикальную технологию погружения в подсознание со скоростью клети в шахте. Он шутил с подчиненными и поддразнивал узбеков, как будто не был богом, вроде герра Фрейда, которого, кстати, называл не иначе как «австрийской гадалкой на кофейной гуще», «тевтонским фантастом» и «дипломированным сплетником». Он разрешил своему заместителю встретиться с соответствующим человеком советского генерала Костромы с целью организовать питание и размещение людей.
Приятным прохладным вечером накануне того утра, когда к нему доставили американский РР-патруль, Йен Ло и тридцать его служащих, среди которых были мужчины и женщины, уселись в кружок на траве. Луна поднималась все выше, и время близилось к ночи, и голоса звучали все тише по мере того, как людьми овладевала сонливость. Йен Ло рассказывал волшебную историю, происшедшую за тридцать девять веков до рождения его слушателей, о молодом рыбаке и прекрасной принцессе, которые путешествовали по провинции Ченгту.
На следующее утро, то есть 8 июля, в шесть часов десять минут, американских патрульных доставили в «Исследовательский павильон». Йен Ло проследил, чтобы их выкупали, и лично сделал каждому укол. Пленники уснули, после чего их снова одели. Всех, за исключением Реймонда Шоу, уложили на койки, каждого в отдельной маленькой комнатке на втором этаже, где с ними начали работать три команды внедрения. Йен Ло следил за работой каждой команды с самого начала и до тех пор, пока не убеждался, что все идет гладко. Сделав вывод, что волноваться нечего, он с помощником и двумя медсестрами направился в угловой номер, где спал Реймонд, и приступил к наиболее сложной части своей работы — к перестройке личности сержанта.
Принципы возбуждения, разработанные Павловым еще в 1894 году, непреложно применимы ко всем психологическим проблемам, какими бы далекими от отправной точки его рассуждений они ни казались поначалу. Условные рефлексы не имеют ничего общего с волевым мышлением, поскольку возникают ассоциативно, под воздействием слов. Слова «великолепный», «чудесный», «замечательный» бессознательно вызывают в нас воодушевление, поскольку такова наша рефлекторная, ассоциативная реакция на них. Слова «горячо», «кипение» и «пар» точно таким же образом вызывают ощущение тепла. Как писал Андре Сальтер, ученик Павлова, при формировании условного рефлекса интонация и жесты могут служить усилителями слов.
Выработка условных рефлексов основана на ассоциативных связях и использует слова или символы как спусковой крючок встроенных в подсознание автоматических реакций. Выработка условных рефлексов, которую все чаще называют «программированием» или «промыванием мозгов», состоит в том, чтобы добиться от человеческого организма определенных реакций путем использования ассоциативных рефлексов.
Йен Ло рассматривал человеческое поведение как цепочку основных компонентов, без навешивания метафизических ярлыков. Цель, которую он ставил перед собой, достигалась в несколько этапов: внедрить в сознание субъекта некий доминирующий мотив, подчиняющийся командам оператора; смоделировать поведение, целью которого было бы точное осуществление намерений оператора, как если бы субъект играл в игру или исполнял роль; и осуществить переадресацию действий субъекта путем дистанционного управления через второе, третье, пятнадцатое лицо и на любом, хоть в двенадцать тысяч миль, расстоянии от первоначального источника команд, в случае необходимости. Если человек чему-то и верен, считал Иен Ло, то, прежде всего, своей собственной нервной системе с ее условными рефлексами.
Утром 9 июля американским патрульным, за исключением Шоу, Марко и Чанджина, корейского переводчика, позволили навещать друг друга и отдыхать в удобной гостиной, где были разложены журналы двух- или трехлетней давности на китайском и русском языках, а также австралийский каталог цветочных семян, датированный весной 1944 года, с яркими цветными иллюстрациями. Иен Ло «запрограммировал» солдат наслаждаться кока-колой, которую они якобы пили, хотя на самом деле это был китайский армейский чай в жестянках. В гостиной имелись игральные карты, карточные столы и кости. Каждому солдату дали по двадцать полосок коричневой бумаги и сказали, что это одно-, пяти-, десяти-и двадцатидолларовые купюры согласно цифре в уголке «банкноты».
Желтые ротанговые циновки, отражающие свет люминесцентных ламп, создавали в этом помещении без окон ощущение солнечного света, которое усиливалось за счет легкой, светлой мебели, и солдат «запрограммировали» получать удовольствие от своего окружения. На одной стене висело около тридцати фотографий китайских и индийских кинозвезд, вокруг календаря, рекламирующего сингапурское пиво «Зверь» (четырнадцать процентов алкоголя), с изображением полуобнаженной восточной красавицы, одетой для Кони-Айленда по моде лета 1931 года. Всем предлагались «сигары» и «сигареты», и Йен Ло дал своим людям возможность порезвиться, подбирая диковинные суррогаты заморского табака. Он хорошо понимал, что именно вызывает у солдат смех, и не сомневался, что слухи об этом эксперименте широко распространятся в армейской среде, добавив блеска легенде о подразделении Йен Ло. Не пройдет и недели, как все будут с удовольствием обсуждать, что американцы балдели от этих «сигар» и «сигарет», воспринимая высушенное дерьмо яков, которым они были начинены, словно лучший в мире табак.
Девять американцев были запрограммированы считать, что оказались здесь в воскресенье ночью после потрясающего трехдневного увольнения с гарнизонной стоянки, находившейся в сорока минутах езды от Нью-Орлеана. Все они пребывали в убеждении, что выиграли крупную сумму денег и, расходуя их на женщин и другие удовольствия, совсем вымотались, а теперь потихоньку приходят в себя.
Особенно сильно внушение Йен Ло подействовало на Эда Мэвоула. Он признался Силверсу, что все время спрашивает себя, не подцепил ли какую-нибудь заразу и не стоит ли ему сбегать в медпункт.
Американцы жутко устали от шлюх и выпивки, но пребывали в состоянии эйфории и приятной расслабленности. Три раза в день сотрудники Йена делали каждому глубокий ментальный «массаж», искусно перемешивая слои света и тени в подсознании своих «подопытных кроликов». Так прошло два дня. Солдаты бродили из комнаты в комнату, подолгу торчали в гостиной, спали, вспоминали великолепных шлюх так живо, как будто только что слезли с них, и пребывали в полном убеждении, что это все та же нескончаемая воскресная ночь.
Чрезвычайная комиссия, состоящая из выдающихся людей, включая члена ЦК КПСС и офицера службы госбезопасности в форме генерал-лейтенанта Советской армии, которую он надел ввиду того, что ему пришлось пересекать зону военных действий, да и просто потому, что ему нравилось носить форму, 12 июля 1952 года прибыла в военный аэропорт Тунг-Хва в сопровождении своих служащих и двух влиятельных китайских чиновников. Всего было четырнадцать человек. С Гомелем, членом Политбюро, в штатском, прилетели также пятеро в форме. Березина, офицера службы безопасности, того, что надел форму, сопровождали четверо мужчин и молодая женщина в штатском. Обе группы русских не контактировали ни друг с другом, ни с двумя молодыми китайцами, которым было уже много лет, просто они так выглядели, поскольку их диета на восемьдесят три процента была вегетарианской.
Все прибывшие питались в генеральской столовой. Генерала Кострому неожиданно сдернули с теплого местечка в Военной академии и перебросили сюда, где он должен был командовать китайцами, которые, похоже, ничего не смыслили в военной службе и ничуть не жалели своих людей.
За одним и тем же большим столом одновременно питались четыре, казалось бы, совершенно не связанные между собой группы.
Во-первых, Кострома и его служащие — молчаливые люди, прекрасно отдающие себе отчет в том,
