заняло два объемистых тома (они вышли в издательстве «Наука» в 1977 и 1979 году и принадлежат Н. Н. Дикову, внесшему решающий вклад в археологическое открытие края). Назовем лишь несколько памятников, уже известных ученым.
Памятники палеолита на Камчатке (не «ительменского», который наблюдал Крашенинников, а имеющего возраст более десятка тысяч лет!)… Древние стоянки в долине реки Амгуэма… Стоянки морских охотников на острове Беринга… Древние стоянки в бассейне реки Колымы… Наскальные изображения, петроглифы, на реже Пегтымель… Стоянки неолита, «новокаменного века», в районе Авачинской губы… Памятники в долине реки Ванкарем… Археологические памятники на острове Айон… Следы Оквикской культуры на побережье Берингова пролива… Неолитические и более поздние памятники в бассейне реки Анадырь… Древние стоянки в низовьях реки Пенжина… Стоянка древних эскимосов у Чертова оврага на острове Врангеля… Неолитическая стоянка неподалеку от устья реки Вавжарем… Древнеэскимосский могильник возле Уэлена… Раскопки в районе затопления Колымской ГЭС, принесшие сенсационные находки палеолита… Памятники пережиточного неолита на морском побережье Чукотки…
Мы могли бы продолжать этот список, хотя и приведенные памятники достаточно красноречиво говорят о размахе археологических работ.
А ведь не менее интересные раскопки ведутся и к западу от «края Ойкумены», в Якутии, где обнаружены следы пребывания человека давностью порядка тридцати тысяч лет, и южнее, на побережье Охотского моря, где Р. С. Васильевскому удалось проследить развитие культурных традиций от неолита до современности, и восточнее, в Америке — на Аляске и на Алеутских островах, причем на последних с успехом работала совместная советско-американская археологическая экспедиция во главе с академиком А. П. Окладниковым и профессором В. Лафлиным.
Все эти раскопки преследуют одну общую цель: проследить заселение огромных просторов Сибири и Дальнего Востока, проследить, на протяжении веков и тысячелетий, показать развитие и преемственность культур и традиций. И в свете последних открытий археологов Северо-Восток страны предстает не забытым богом и людьми краем, а одним из звеньев великой цепи народов и культур, связывающей воедино все человечество за много тысяч лет до появления современных средств связи и до эпохи Великих географических открытий.
Открытие народов
Мы уже говорили о том, что на Северо-Востоке первые исследователи могли наблюдать «живой» каменный век. И век этот быстро исчез после того, как коренные жители вошли в контакт с русскими казаками и землепроходцами. Вот почему так ценны записи и сообщения всех тех, кто имел счастливую возможность видеть этот каменный век «живым». Проследив же за записями, сделанными различными авторами на протяжении XVII–XX веков, мы можем наглядно представить, как менялся образ жизни аборигенов «края Ойкумены» под влиянием контактов с более развитой культурой.
Правда, из сообщений первых землепроходцев мы можем добывать очень скудные сведения: этнографами они не были, их интересовали моржовый зуб, пушнина, речные и сухопутные дороги. И все-таки некоторые из них оставили нам весьма ценные и точные описания быта, одежды, занятий народов, населяющих Северо-Восток. Вот, например, как описывает в одной из своих «скасок» Владимир Атласов камчадалов, с которыми он впервые встретился в 1697 году: «одежду носят соболью, и лисью, и оленью, а пушат то платье собаками. А юрты у них зимние землянки, а летние на столбах вышиною от земли сажени по три, намощено досками и покрыто еловым корьем, а ходят в те юрты по лестницам. И юрты поблизку, а в одном месте юрт ста по два и по три и по четыре. А питаются рыбою и зверем; а едят рыбу сырую, мерзлую. А в зиму рыбу запасают сырую: кладут в ямы и засыпают землею, и та рыба изноет. И тое рыбу, вынимая, кладут в колоды, наливают водою и, разжегши каменья, кладут в те колоды и нагревают и ту рыбу с той водой размешивают и пьют. А от тое рыбы исходит смрадный дух… А ружье у них — луки усовые китовые, стрелы каменные и костяные, а железа у них не родится».
В XVIII столетии были сделаны первые научные описания народов Северо-Востока. Лучшим в мировой литературе XVIII века описанием неизвестной страны признан монументальный труд С. П. Крашенинникова «Описание земли Камчатки», вскоре после выхода переведенный на четыре европейских языка (но, увы, сам автор так и не дождался при жизни публикации этого труда на русском языке: Крашенинников умер в 1755 году, а его «Описание» увидело свет в 1756 году).
В конце восьмидесятых годов XVIII века была направлена Северо-Восточная Географическая экспедиция, одной из задач которой было: «Сколько возможно сведать о земле чукочей, силе и нравах сего народа». Экспедиция эта, известная также как экспедиция Биллингса — Сарычева, собрала помимо ботанических и зоологических коллекций коллекцию этнографическую — и не только «в земле чукочей», но и на Алеутских островах. Были сделаны и ценнейшие этнографические записи, касающиеся чукчей, записи слов чукотского, эскимосского, алеутского языков. (К сожалению, записям экспедиции не повезло: в полном объеме они были опубликованы только почти спустя два века — в Магаданском книжном издательстве в 1978 году!)
И все же, несмотря на отдельные записи и наблюдения, сделанные казаками, землепроходцами, капитанами, купцами и другими людьми, побывавшими на Северо-Востоке, вплоть до начала нашего века жизнь народностей, населяющих территорию нынешней Магаданской области, была почти сплошным «белым пятном» для науки. Ученые были лучше осведомлены о быте, нравах, верованиях далеких папуасов Новой Гвинеи или индейцев джунглей Амазонии, чем о жизни чукчей, коряков, юкагиров, эскимосов, эвенов.
Этнографическое открытие «края Ойкумены» было сделано В. И. Иохельсоном и В. Г. Богоразом только на рубеже XIX и XX столетия. И Иохельсон и Богораз были сосланы за политическую деятельность на Северо-Восток, где и стали собирать фольклор, изучать быт и язык, обычаи и верования народов, среди которых они жили. Так же как их собрат по несчастью Л. Я. Штернберг, сосланный на Сахалин, из студентов, отправленных на погибель, но благодаря мужеству, любознательности и силе духа не сломившихся, они превратились в ученых, сначала известных только узкому кругу отечественных специалистов, затем стали учеными с мировым именем.
Перу Иохельсона принадлежит трехтомная монография, посвященная юкагирам, большое число работ как на русском, так и на иностранных языках, посвященных чукчам, алеутам, корякам, ительменам. Богораз является автором многотомной монографии «Чукчи» и многочисленных научных работ, посвященных не только этнографическому описанию, но и проблемам истории и происхождения народов Северо- Востока.
В начале XX столетия Чукотка, какой ее застали Иохельсон и Богораз, по уровню развития культуры не далеко ушла от того «живого каменного века», какой наблюдал в XVIII столетии Крашенинников. На ее территории не было ни одного населенного пункта в современном понимании этого слова. Население вело кочевой или полукочевой образ жизни, уклад хозяйства был натуральным. Лодки делались из дерева и моржовых шкур, посуда — из дерева, шили костяными иглами, стрелы, ножи, гарпуны, топоры эскимосы и чукчи изготовляли из камня и кости.
Этот уклад и образ жизни стал решительным образом меняться после Октября. И не только у чукчей и эскимосов, но и у других народов Северо-Востока, кочевавших по тайге. Если «каменный век» исчез на Камчатке за какое-то столетие, то на Чукотке и Колыме для его исчезновения понадобилось лишь десятилетие. Труды Иохельсона и Богораза, ставшие классическими, превратились из академического описания жизни народов Севера в исторические документы, убедительнейшее свидетельство перемен, произошедших за годы Советской власти… Но это отнюдь не означало, что после Иохельсона и Богораза этнографам на «краю Ойкумены» больше делать нечего.
Во-первых, далеко не все население охотно и безоговорочно совершило скачок из каменного века в век двадцатый. Оставались старики, одевающиеся по старинке, хранящие древние традиции и верящие в духов, демонов и т. д. Во-вторых, даже те, кто хотел жить по-новому, должен был сделать целый ряд психологических, социальных и т. п. «ломок» — не так-то просто отказаться от старого уклада, прежнего образа жизни, от представлений, внушенных с детства. В-третьих, именно ученый-этнограф мог быть
