— Денег больше нет, — глухо произнес он. — Эти были чужие. Сегодня я их должен вернуть. Если ты, Гарсия, согласен играть на моего коня, будем продолжать.
— Опомнись, Хуан! На коня! — Толстяк с размаху хлопнул юношу по плечу. — А что скажет сеньор капитан, ты подумал?
Но Хуан легким движением плеча стряхнул его руку.
— Ты будешь играть, Гарсия де Сория?! — упрямо повторил он.
Гарсия, сутуля худую спину, торопливо завязывал свой мешочек.
Наконец он сунул его в карман, выпрямился во весь рост и положил ладонь на эфес огромной шпаги.
— Я вижу, ты ищешь дурачков, благородный сеньор Хуан де Аревало, — с холодной насмешкой ответил он. — Я не хочу лишать сеньора капитана такого лихого кавалериста, как ты. На деньги! — неожиданно громко выкрикнул он. — На золото — буду! Мне наплевать, твои они или чужие. Есть деньги — выкладывай, продолжим…
Я видел, с каким трудом сдержался Хуан. Он даже закрыл глаза — так ему было трудно в это мгновение. Но он взял себя в руки.
— Педро, — очень спокойно обратился он к толстяку. — Одолжи мне десять золотых песо. Я непременно отыграюсь, слышишь?..
Педро испуганно закрестился.
— Клянусь, нет… Совсем нет, ни песо, — забормотал он и даже отодвинулся подальше от Хуана.
Поймав молчаливый взгляд юноши, коренастый солдат тоже перекрестился и сокрушенно развел руками.
— Хоанес! — громко крикнул Хуан, взглянув в нашу сторону. — Хоанес, слышишь?!
Я тронул бискайца за локоть, и тот сразу очнулся, тараща заспанные глаза.
— У тебя есть десять золотых, Хоанес? — спросил Хуан де Аревало, и на этот раз волнение столь отчетливо слышалось в его голосе, что мне стало не по себе, а оглянувшийся на бискайца Гарсия саркастически осклабился.
— Будут, — сонно промычал Хоанес и, звякнув каской, опять приткнулся головой к стене.
Снова наступило тягостное молчание.
— Кто купит у меня коня? — решительно сказал Хуан. — Мой Науро стоит пятьсот песо. Я продам его за двести…
— Сто пятьдесят, — быстро проговорил Гарсия.
— Сто семьдесят, — не глядя на Хуана, тонко выкрикнул Педро и торопливо выбрался из-за стола.
И в ту же секунду я понял, как мне надлежит по ступить. Обида за ободранного как липку юношу руководила мной, когда я, вскочив с лавки, вызывающе громко произнес:
— Я могу предложить сеньору де Аревало двадцать золотых песо. Это единственное, что у меня есть. Сеньор отдаст мне их, когда найдет нужным.
Все в изумлении уставились на меня. Даже Хоанес проснулся и недоуменно огляделся вокруг. Молчание длилось недолго.
— Я не могу… одалживать деньги… у незнакомых мне лиц, — с трудом подбирая слова, сказал Хуан.
Надежда, на мгновение озарившая его лицо, погасла.
Я вынул из кармана кошелек, пересек комнату и положил его на стол.
— Мое имя Блас де Медина. Идальго из Кастилии, племянник отважного Кристобаля Мальдонадо.
Я с достоинством наклонил голову и, вернувшись на свое место у стены, снова сел на лавку.
Бледный от волнения Хуан с благодарностью посмотрел на меня.
— Спасибо, сеньор де Медина, — тихо, почти шепотом сказал он и взял кошелек.
В эту секунду дверь, ведущая в комнату де Орельяны, распахнулась.
— Давайте арестованного! — крикнул высунувшийся из-за двери старый солдат с изможденным, изукрашенным шрамами лицом.
Хоанес подтолкнул меня в спину, и мы вместе с ним переступили порог небольшой, богато обставленной комнаты.
За столом сидели четверо. Я сделал несколько шагов и очутился прямо перед моложавым красивым дворянином с черной повязкой на глазу. Не взглянув на остальных, я поклонился и без тени робости сказал:
— Идальго из Кастилии Блас де Медина счастлив приветствовать славного капитана Франсиско де Орельяну!
Я и в самом деле был тогда по-настоящему счастлив приветствовать героя моих грез…
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ПРОЩАЙ, КИТО!
Вспоминая свой первый — разговор с капитаном Франсиско де Орельяной, я до сих пор так и не могу понять, отчего сеньор капитан не только решился взять меня с собой, но и почтил своим покровительством.
В самом деле, у него было, немало оснований для категорического отказа. Я неопытен и молод, новичок в этих краях и к тому же только что перенес тяжелую болезнь, то есть, как солдат я представлял собою сомнительную ценность. Хуже того, я мог оказаться лазутчиком врагов капитана — их у него в Индиях было немало. Никто в Кито, в том числе и колченогий Родриго Перес, не мог поручиться, что я тот самый человек, за которого себя выдаю. А Игнасио Варела, хорошо знавший моего дядю, недвусмысленно заявил капитану, что он ни разу не слыхал от Кристобаля де Сеговии даже упоминания о родственнике по имени Блас, собирающемся приехать к нему из Испании. Так оно, конечно, и было: мой дядя не мог предполагать, что его племянник, которого он видел в последний раз семилетним, окажется вдруг в стране поверженных инков [6]. Наконец, достаточно странным могло показаться и мое поведение: недаром же меня заподозрили в шпионаже. Кто знает, не подосланный ли убийца этот упрямый парень, рвущийся встретиться с глазу на глаз с известным завоевателем?
Тем не менее, Франсиско де Орельяна, поговорив со мной несколько минут, решился включить меня в состав своего отряда. Он сказал, что верит моему слову и что среди его солдат племянник доблестного Мальдонадо найдет верных товарищей, готовых разделить и хлеб, и горе с каждым рыцарем, вставшим на путь борца за торжество веры. Он велел позвать Хуана де Аревало и, когда тот вошел, поручил ему позаботиться, чтобы я был принят солдатами, как равный. Затем он отпустил нас обоих, пожелав стать друзьями.
Так уж получилось, что наша большая дружба с молодым кастильским дворянином Хуаном де Аревало началась с благословения славного воина сеньора Франсиско де Орельяны.
Когда мы с Хуаном вышли на площадь, он пылко обнял меня и вложил в руку увесистый мешочек с монетами. Оказалось, мои двадцать песо были роковыми для тощего Гарсии де Сория: Хуан не только отыграл чужие деньги, но и с лихвой вернул назад все свое состояние, проигранное им Гарсии ранее. Изменчивое счастье, наконец, улыбнулось ему, и если бы не Орельяна, позвавший Хуана к себе, долговязому пришлось бы совсем худо.
И все же не пожелания капитана и, тем более, не мой счастливые песо легли в основу глубокой и искренней привязанности, соединившей меня с Хуаном де Аревало. Мало того, что мы чувствовали взаимную симпатию друг к другу, — в нашей судьбе было много общего. Мы были сверстниками, оба происходили из знатных, но обедневших дворянских семей, оба страстно жаждали приключений и подвигов в таинственных дебрях Индий. Хотя Хуан уже больше года был под началом Орельяны, ему, как и мне, еще не пришлось по-настоящему изведать прелести сражений и радости воинской славы. Прошлой зимой, когда он приехал из Кастилии в Сантьяго-де-Гуякиль, сеньор Франсиско был занят главным образом улаживанием своих хозяйственных дел: за успешное участие в разгроме своего соперника Альмагро маркиз Франсиско Писарро пожаловал Орельяне большие поместья и множество «хороших» индейцев. Капитан оказался
