не изба-читальня!
– Ox, зверство какое! Он осетин был – летчик… Осетины добрые-добрые люди, я жила с ними, они родственникам не дают покойников хоронить. Считают, родственникам и так горя хватает. Все заботы друзья берут… Вы почитайте…
– После вахты почитаю, – сказал я. – Мы пеленговаться будем. Минут пять нам надо.
– Есть, – сказал радист.
– Старпом не спит? – спросила пекарь, утирая косынкой щеки.
– Ну?
– Вы ему передайте, что электропечь перегорела. С утра ремонтировать надо. Без хлеба останемся.
Старпом брал пеленга, а я прокладывал их на карте «От порта Нью-Йорк до порта Галифакс».
В глазах рябило от красной туши корректорских надписей и значков. «Путь следования подводных лодок „Эхо“». «Путь следования подводных лодок в подводном положении „Чарли“, „Зулу“, „Янки“, „Фокстрот“, „Экс-Рой“, „Уилки“…» Районы артстрельб, зенитных стрельб, бомбометания, противолодочных учений, неразорвавшихся глубинных снарядов, невзорвавшихся мин, свалки взрывчатых веществ… И везде: «Мореплавателям надлежит соблюдать осторожность!» От карты пахло чертом, его матерью и даже бабушкой. Сколько усилий, талантов, средств. И самое смешное – все это направлено против меня. Я враг номер один для Америки. И ведь они так думают всерьез. Или нет? Вот они тут, рядом, на острове Нантакет, в курортном местечке Сайасконсет, где торчат небоскребы и водонапорная башня; спят себе. Быть может, тут спят и внуки Мелвилла, и внуки Торо, и генерал Лесли Гровс, который сказал: «Мне часто приходилось наблюдать, что символы власти и ранги действуют на ученых сильнее, чем на военных». Лесли знал, что говорил, – он был главным администратором работ по созданию атомной бомбы. Первую бомбу он назвал симпатичным словом «Малыш», вторую симпатичным и смешным словом «Толстяк».
Когда самолет с атомной бомбой вылетел на Хиросиму, у Лесли выдалось свободное время – от вылета до атаки должно было пройти несколько часов.
Он пишет черным по белому: «Донесения запаздывали, и я решил пойти поиграть в теннис». На корте, где играл в теннис Лесли, был установлен телефон, возле телефона дежурил офицер. Потом Лесли пообедал с женой и дочерью. Когда доели десерт, ему сообщили, что бомба взорвалась.
Двадцать третьего – двадцать седьмого апреля 1945 года французские войска вели тяжелые бои в пригородах Хайгерлока. Город входил во французскую зону оккупации. Спецотряды американцев с помощью английских ученых демонтировали атомный немецкий реактор, нашли и вывезли самолетами запасы тяжелой воды и металлического урана, реактор и знаменитого физика Гана.
Французы дрались на подступах к городу, американцы возились с реактором.
Тогда же с нейтральной территории между нами и американцами в районе города Штасфурт было вывезено тысяча сто тонн урановой руды.
Этими операциями командовал Лесли Гровс.
Я хочу быть объективным. Я знаю, что спасение человечества, нашей планеты – в объективности.
Я мог бы понять генерала во всем. Даже в том, что он швырнул атомные бомбы на вражескую страну. Война есть война, и на войне как на войне. Генералы получили новое оружие и применили его.
Я могу понять все, кроме того, что генерал Лесли играл в теннис, обедал, кушал десерт. Я даже мог бы понять его, если бы генерал Лесли после вылета самолета ушел в церковь и молился. Но он не молился.
– «Воровский»! Я «Пирятин»! Прошу на связь!
– Я «Воровский», слушаю вас.
– Дайте «малый вперед». Шланги провисают. Дайте «малый вперед», и все будет тип-топ!
– Хорошо, дадим, – сказал я, как всегда испытывая некоторую неловкость от того, что голос мой коробит эфир. – А пока скажите, в честь кого названо ваше судно?
Я услышал, как «Пирятин» вздохнул в тумане.
– Вроде есть на Украине такой провинциальный городишко. Так дайте «малый вперед», и все будет тип-топ.
– Как зовут беременную? Фамилия, год рождения, должность?
Он сказал данные нашей будущей пассажирки. Я записал их и спросил:
– Вы бывали на берегу в Нантакете?
– Ну?
– Чего-нибудь интересное есть?
– Холмы, церковь, башня, скука.
– Спасибо. До связи.
– До связи.
На свою беду, забрел в рубку электромеханик Сансаныч. Он болел гриппом и выспался еще днем.
– Сансаныч, – сказал старпом. – Перегорела секция электропечи. Надо ее в строй вводить. Без хлеба останемся.
– Ха! – взорвался электромеханик. Всякие упоминания о неполадках в электрическом хозяйстве вызывали у него возмущение и оскорбляли до глубины души. – Директор ресторана и вся его компания жарят в хлебных печах цыплят табака! А теперь: «секция перегорела»! Конечно, перегорит, если в ней цыплят табака жарить! Это не «Арагви». Пускай сырую муку жуют! Или надо в Канаду зайти и там печь ремонтировать. Я своими силами не могу!
Мы немного посмеялись, потому что ночью не очень смеется.
Утром закончили смену пассажиров, снялись с дрейфа и пошли домой.
Я жевал селедку с картошкой и пересмеивался с буфетчицей Тамарой, которая мыла пол в кают- компании и ругала меня за опоздание на завтрак.
Америка оставалась уже далеко за кормой, но я все-таки включил телевизор.
Так просто включил, почти без надежды еще раз увидеть Америку. Но экран замерцал. Появилась авторучка, суперэкстракласса авторучка. Мужчина с волевым подбородком улыбнулся и взял винтовку. У винтовки был оптический прицел. Мужчина засунул в винтовку авторучку и прицелился. Пиф-паф! Авторучка поразила мишень в яблочко. Мужчина с волевым подбородком вытащил ручку из мишени и написал ею несколько слов. Очевидно: «Покупайте наши авторучки – они крепче пули, ими можно стрелять из винтореза!»
Я ел селедку с картошкой и смотрел на Америку.
Пять мужчин с волевыми подбородками выстроились в линию у входа в гигантский магазин. На спинах мужчин были номера. Перед каждым стояла тележка.
Судья поднял стартовый пистолет. Пиф-паф! Пять мужчин сорвались с места и рванули в гастроном, толкая перед собой тачки. Мужчины неслись в проходах между грудами продуктов, хватали пакеты, швыряли их в тачки и мчались дальше. Мужчины сталкивались друг с другом, тачки переворачивались. Мужчины подбирали пакеты и мчались дальше по лабиринту гастрономических проходов.
Тот, кто первый наберет заданный ассортимент товаров и на заданную сумму, – тот победитель. И вот победитель выносится из дверей гастронома. Аплодисменты. Пять гёрлс танцуют в его честь. Он вытирает пот с мужественного лица. Судья поднимает его руку…
Изображение бледнело – мы были уже далеко от Америки. Она махала нам вслед соблазнительными длинными ножками стандартных девиц.
«Прощай, Америка! До новых встреч, Мелвилл!» – подумал я и чуть не подавился селедкой. Грохот, вой и стон потрясли судно. Тарелки подпрыгнули на столе.
Реактивный четырехмоторный самолет-разведчик прошел над «Воровским». Я видел, как мелькнули размалеванные жуткими стрелами его плоскости. Через минуту он промчался опять, обрушив на судно чудовищный грохот. Он шел так низко, что я заметил голову штурмана в нижнем фонаре кабины.
Если сравнить историю Америки и нашу за последнее столетие и задаться вопросом: кто больше накопил народного духовного общественного опыта? – то ответ будет в нашу пользу. Страдания нашего народа, неповторимость пережитых исторических периодов, бесконечное разнообразие общественных коллизий – больших и малых – все это не пройдет бесследно для нации. Все это пусть дорогой ценой, но укрепит нашу будущую историю, напитает ее способностью преодолевать неожиданные и крутые
