Никто больше не задерживал Эрнста Адамса. Лес был неподалеку, он врастал в сады селян: березы, сосны, еловые заповедники. Охотником-арендатором был, разумеется, Теодор Хаферкамп, кто же еще?
Удивительно, какими быстрыми могут быть старые ноги. Не успел страж здравоохранения выбраться из окна, как Эрнста Адамса и след простыл.
– Это не проблема, – сказал позже полицмейстер в караульном помещении вреденхаузенской полиции. – У нас здесь нет патрульной машины, но я ее сейчас вызову. Кроме того, старый Адамс… он же не дикарь. Почему же он должен отправляться в сумасшедший дом?
– Официальное распоряжение, – сухо отозвался человек-тюлень.
– Только потому, что он бегает по округе и оплакивает своего сына? Но он же не представляет общественной опасности.
– Полиция собирается искать беглеца или нет? – громко спросил работник здравоохранения.
– Конечно, собирается. – Полицеймейстер взялся за телефон. – Может, желаете еще вертолет, наряд собак и взвод конной полиции? – Получив вместо ответа ядовитый взгляд, он широко улыбнулся: – Если я один пойду по лесу и крикну: «Эрнст, выходи, не делай глупостей», он придет. Но как вам будет угодно, сударь!
Через пять минут две патрульные машины выехали во Вреденхаузен.
Однако Эрнста Адамса найти не удалось.
Полиция прочесала весь лес. Теодор Хаферкамп, которого, естественно, сразу кто-то проинформировал о событиях, прибыл со своими двумя охотничьими собаками, великолепными легавыми. Он притворился встревоженным, жалел старого Адамса и пустил своих собак на длинных кожаных поводках на поиски.
Они взяли след, пробежали рыча небольшой отрезок по редкому лесу и остановились у просеки. Здесь след обрывался, зато были видны нечеткие отпечатки автомобильных шин.
– Здесь его кто-то подобрал! – сказал полицеймейстер и демонстративно указал на отпечатки на земле.
– Я и сам вижу. – Хаферкамп огляделся. – Кто это разъезжает по лесу? Утром? Просека выходит прямо на шоссе. Без причины сюда никто не сворачивает.
– Есть сотня причин. Кому-то захотелось помочиться или погулять, а может, любовная парочка…
– Ранним утром?
– Выспался – и гуляй себе.
– Мы отыщем его, господа. – Хаферкамп притянул к себе собак за поводки, поощрительно потрепал их по шее и похлопал по груди. Хороший человек, этот Хаферкамп. У того, кто любит животных, чистое сердце. Такой человек, как Адамс, обязательно объявится. Если даже, как официально установлено, его ум помрачен, ему остается только одно: абсолютная правдивость. Поэтому он вернется.
Это была эпитафия поверженному противнику.
Уже к обеду вся округа знала: за поимку Эрнста Адамса Теодор Хаферкамп назначил награду в пять тысяч марок – на благо города и во имя мира в нем.
Во Вреденхаузене началась охота на человека.
– Оставайся здесь, если высунешься, ты все испортишь. Все! Понимаешь? Ты ведь знаешь, какими средствами они хотят заставить тебя замолчать.
– В сумасшедший дом! В камеру хотят меня засунуть! Представляешь? Только потому, что я говорю правду, чистую правду! Что они за люди, Гельмут?
Старый Адамс сидел в подвале, потягивал из плоской бутылки, которую так удобно носить в кармане, мягкую пшеничную водку и непрестанно качал головой. Перед ним на ящике восседал Гельмут Хансен.
– Куда же ты собирался бежать? – спросил он, после того как Адамс сделал три глотка.
– Куда-нибудь. У меня повсюду друзья.
– Все они – люди Хаферкампа.
– И ты тоже, Гельмут, ты тоже! Он использует тебя в своих интересах, как проститутку.
– Назовем это иначе: я участвую в игре, но с открытыми глазами и с собственными планами.
– Ты был школьным товарищем Лутца. Его другом, ведь так? Вы ведь всегда были вместе… до недавнего времени.
– Да, ты же знаешь.
– Лутц был хорошим парнем, правда? И ты славный мальчик, Гельмут. Один этот Баррайс – исчадие ада! Ты тоже считаешь, что Лутц вел машину и наскочил на скалу?
– Нет.
– Нет? Ты так не считаешь? – Эрнст Адамс вскочил. С отчаянием человека, всю свою жизнь поставившего на одно-единственное дело и рискующего проиграть, он обнял Хансена и прижал его к себе с такой силой, что тому с трудом удалось освободиться из его объятий. – Ты веришь мне? Ты единственный, кто мне верит! – Вера – еще не доказательство, папаша Адамс. С одной лишь верой можно попасть в сумасшедшие – ты теперь это знаешь.
– Но кто-то ведь должен сказать правду! Если ее не выкрикнуть, никто же не услышит. Ведь у них у всех мешки с деньгами в ушах, позолоченная баррайсовская вата! Кто-то должен ее выдернуть, чтобы хотя бы один-единственный звук правды проник в их сердца и умы. Кто еще способен на это, кроме меня? Я отец! Я отдал своего сына! Он сгорел! Сгорел в разбитом автомобиле… – Он закрыл лицо обеими руками и отчаянно всхлипнул.
Гельмут Хансен отвернулся. Вид плачущего старика вызвал в его памяти Боба Баррайса. Он вспомнил,
