действие. Дойчман, как и положено, изобразил удивление.
— И он тут же согласился! — добавил Кроненберг.
И пару минут спустя со вкусом щелкнул картами по столу.
— Двадцать одно!
В общем, вечер удался.
На следующий день 1-я и 2-я роты паковались. Приказ так и не претерпел изменений — сначала 1-я и 2-я роты, пять дней спустя — 3-я и 4-я, штаб батальона и медпункт, получивший теперь куда более солидное название «госпиталь». Эрнст Дойчман, новоиспеченный помощник санитара, продолжал числиться во 2-й роте, что обер-фельдфебель прокомментировал следующим образом: «Каков субчик! Успели научиться, как отвертеться от настоящей службы! Но ничего, вы у меня еще попляшете!»
На что Дойчман, который на самом деле схватывал тонкости армейской жизни на лету, спокойно ответил:
— Смею вам напомнить, герр обер-фельдфебель, что отныне я подчиняюсь непосредственно герру штабсарцту и герру командиру батальона.
— Довольно языком трепать! — рявкнул в ответ Крюль.
Но этим и ограничился, поскольку, с одной стороны, Дойчман был прав, с другой — потому что предстояла отправка в Россию. Чем черт не шутит, может, именно этому паршивому интеллигентишке придется накладывать ему, Крюлю, первую повязку и впрыскивать противостолбнячную сыворотку. Или выносить с поля боя! Во взводе же «повышение» Дойчмана восприняли неоднозначно. Кое-кто завидовал, другие желали ему удачи, а Шванеке заявил следующее:
— Лихо ты вертанул хвостом. Очень хорошо поступил. Это здорово повышает наши шансы, вот что я тебе скажу!
— То есть? — не понял Дойчман.
Но Шванеке решил промолчать, лишь загадочно ухмыльнулся и подмигнул ему. Якоба Кроненберга пока что оставляли при медпункте, он отправлялся через пять дней. Штабсарцт д-р Берген ежечасно названивал в санитарное управление в Познани и требовал соединить его с самим генералом медслужбы.
— Мне необходим ассистент! — разорялся он. — Что мне, в России одному придется со всем справляться? До сих пор под моим началом был всего лишь медпункт, а на фронте? Когда начнут поступать раненые? В таких условиях я не могу гарантировать надлежащее медицинское обслуживание без помощника!
В Познани, судя по всему, понимали и пообещали д-ру Бергену ассистента. Но штабсарцт чувствовал, что это пустые обещания, как бывало не раз. И пока что канцелярия укладывала личные дела, солдатские книжки и другие важные документы в огромные обитые жестью ящики. Кое-что упаковывали в деревянные и картонные ящики, которые потом перевязывали толстым шпагатом и делали на них пометки тушью. В канцелярию зашел обер-лейтенант Обермайер.
— Ну, что новенького, Крюль? — спросил он.
— Нет, все по-старому, герр обер-лейтенант. Подготовка к отбытию идет по плану и к 20.00 будет завершена.
— В 19.00 получение боеприпасов. Все унтер-офицеры и фельдфебели получат пистолеты, патроны, кроме того, на каждый взвод полагается по два автомата. Нам предстоит проезжать контролируемый партизанами участок. Чего это вы так покраснели, Крюль. Что с вами?
— Нет, ничего, герр обер-лейтенант, ничего.
Писари ухмыльнулись. Унтер-офицер Кентроп многозначительно потирал нос. Но Крюль ничего этого не заметил, поскольку последние несколько дней жил словно в тумане.
Помощник санитара Эрнст Дойчман занимался упаковкой санитарной сумки. Кроненберг помогал ему, советуя, куда что положить, а потом сунул ему бутылочку коньяка.
— Всякое бывает, может, тебе плохо станет. Очень помогает при болях в желудке. Например, если вдруг нашему Крюлю живот сведет — а с похмелья у него всегда его сводит, — тогда выдашь ему столовую ложку «супергастрономита».
— Супергастрономита? — не понял Дойчман.
— Это я так называю касторку, — пояснил Кроненберг. — Крюль очень уважает это средство. И свой понос потом объясняет плохим качеством шнапса.
Дойчман, с улыбкой сложив в стопку перевязочные пакеты и бинты, поместил их в большую кожаную сумку, потом пересчитал ролики пластыря, пинцеты и ножницы. Покачав головой, он вспомнил об инструментах и оборудовании, некогда бывших в его распоряжении в Берлине. Разве в серьезных случаях эти безделушки помогут? В этот момент в медпункт прибыл штабсарцт д-р Берген.
— У вас все готово? — осведомился он у Дойчмана.
— Так точно, герр штабсарцт.
— Как только прибудем на место, сразу же займитесь поисками подходящего помещения для госпиталя.
— Если только герр обер-фельдфебель позволит.
— Обер-фельдфебель?!
Берген с достоинством выпрямился:
— Считайте, что вы получили официальный приказ подыскать помещение для госпиталя. Вы только числитесь во 2-й роте, а подчиняетесь непосредственно мне. И все приказы получаете только от меня. Кстати, кто вы? Я имею в виду, кем вы были до службы в армии?
— Врачом, — ответил Дойчман.
Доктор Берген резко повернулся.
— Врачом? — изумленно переспросил он. — Как же… Как же так?
И вмиг превратился в беспомощного ребенка.
— И вот теперь я здесь, — суховато произнес Дойчман.
— Да-да, теперь вы здесь, здесь, — рассеянно повторил доктор Берген и тут же опомнился, в одно мгновение преобразившись в собранного, подтянутого и холодно-отстраненного штабсарцта, каким все его знали. — Значит, мы договорились, вы подыскиваете помещение.
— Так точно, герр штабсарцт.
Едва Дойчман вернулся в кубрик, как ему пришлось на деле доказывать свою переподчиненность штабсарцту. Достав из сумки бутылку коньяка, он решил угостить своих товарищей — Видека и Шванеке. Но в этот момент откуда ни возьмись в кубрике появился и Крюль. Увидев, как они все трое устроились за столом перед бутылкой коньяка, обер-фельдфебель сначала непонимающе заморгал — вероятно, желая убедиться, что все это происходит наяву. Верно — на столе красовалась бутылка коньяка.
— Рядовой Дойчман, что это у вас такое? — заорал он. — Что это?
— Коньяк, герр обер-фельдфебель.
— Конь…
Крюль невольно шагнул к столу и уставился на бутылку. И верно — коньяк! И не какая-нибудь суррогатная бурда, а коньяк «три звездочки»! И эти подонки сидят и в открытую хлещут его! Коньяк в 999-м штрафбате!
— Откуда он у вас? — стал допытываться возмущенный Крюль. — Выкладывайте начистоту, где вы его взяли? Может, это Шванеке где-нибудь стащил? Я тут же напишу на вас докладную!
Крюль протянул руку за бутылкой, но Шванеке опередил его. Выхватив коньяк из-под носа у обер- фельдфебеля, он передал бутылку Дойчману, который тут же сунул ее к себе в сумку.
— Эта бутылка коньяка числится за медпунктом, герр обер-фельдфебель, — пояснил Дойчман. — Меня срочно вызвали к… к рядовому Шванеке. У него полуобморочное состояние. И коньяк в таких случаях — лучшее лекарство.
— Немедленно отдайте мне бутылку! — покраснев от гнева, прошипел Крюль.
Но Дойчман решил идти до конца. Глядя обер-фельдфебелю прямо в глаза, он заявил:
— Разрешите вновь напомнить вам, герр обер-фельдфебель, что я лишь числюсь в роте, а подчиняюсь непосредственно штабсарцту герру доктору Бергену. Таково категорическое требование доктора Бергена.
