– А что там делают?
– Там много чего делают, – охотно отвечал Судаков. – Прежде всего, из вашего брата людей делают. Заставляют трудиться. Там и трикотажные изделия, и спортивные принадлежности, лыжи, коньки, футбольные мячи – всё делают.
– Одевают и кормят?
– А как же. Чистота, порядок.
– И в Москву пускают?
– Пускают, коллективно. Надзор свой, из своей же ребятвы.
– Лафа, ребята!.. Подадимся туда добровольно, – предложил один из них по кличке Хас-Булат, а по имени и фамилии, как потом узнал Судаков, Лёвка Швец, юный еврей, сирота безродный, втянувшийся в нелегкое и беспечное житье беспризорника. – А если Болшево не по нам, кто нам помешает промайданить хоть до Владивостока?..
Все прислушались не столько к Судакову, сколько к Лёвке Швецу, который так же похвально отозвался о Болшевской трудкоммуне:
– Худо б было, не жили бы там сотни, а может, и тысячи наших. Там есть у меня знакомый, один рыжий еврей, специалист по несгораемым кассам, «медвежатник». Он в Болшеве за главного бригадира…
Посудили так и этак, и единогласно, без голосования решили – в Болшево. Но Судакову предъявили свой «ультиматум» из двух пунктов: во-первых, чтоб не через милицию, а через дорожное ГПУ – всем в одном вагоне ехать, без решёток, до Болшева. Во-вторых, чтоб о сегодняшнем «скачке» на продуктовый ларек им ни слова нигде и никто не напоминал.
Судаков согласился с их требованиями. Тщательно затушили горевшие бумаги и все одиннадцать выбрались через отверстие в крыше. Ранним весенним утром шли они за Судаковым по главной, безлюдной улице к вокзалу, где беспрепятственно сдались дежурному дорожно-транспортного отдела ГПУ.
Тот переписал их всех и спросил:
– Подчиняться будете?
– Будем.
– Ну, тогда становись по два в ряд и марш в баню! С первым поездом поедете в Болшево.
Ребята загалдели. Построились и пошли, сопровождаемые красноармейцем. Лёвка Швец помахал Судакову рукой, сказал:
– Земной шарик не велик. Увидимся!..
– Ловим, ловим, отправляем, отправляем, а они откуда-то, как грибы после дождя, заводятся и не выводятся, – ворчал дежурный, зевая после неусыпной ночи. – Где вы их столько сняли? – спросил он Судакова.
– В старых складах, на Золотухе. Черти, через крышу лазают и архивы там жгут. Ценнейшие архивы свалены, как попало, и даже сторожа нет. Безобразие. Но их тоже, этих беспризорных, обвинять нельзя, если мы, люди взрослые и властью облеченные, не умеем или не хотим оберегать архивные ценности.
– Облаву на них делали, что ли? – лениво спросил дежурный.
– Нет. Просто так, бродил и наткнулся. Решил не проходить мимо. Поинтересовался. Это, наверно, моя последняя операция.
– Почему?
– Увольняюсь. Вопрос решен.
– Ах, да, да!.. – вспомнил дежурный. – Из-за того самого случая с путаницей двух поездов. Ну, вы, Судаков, легко отделались…
– Еще неизвестно, что партколлегия скажет. Но теперь мне не так страшно. И есть большое желание работать по колхозному строительству.
– За этим дело не станет. Этой живой работки по горло теперь…
На заседании областной партийной коллегии все обошлось благополучно. «Дело» докладывал Цекур, старый партийный работник. Он сказал:
– Лица, прямо и непосредственно виновные в путанице графика и подтасовке эшелонов, обнаружены и привлекаются к ответственности. Что касается Судакова, то его виновность менее значительна: он не проявил находчивости, осторожности и бдительности. За это понес наказание по административной линии. Уволен из органов. Раньше товарищ Судаков ни в чем, порочащем его, как чекиста и коммуниста, замечен не был, взысканий не имел. Полагаю ограничиться предупреждением, дабы впредь, где бы товарищ Судаков ни работал, был осмотрителен в своих действиях, – заключил Цекур.
Председательствующий продиктовал формулировку решения секретарше и, отложив в сторону папку с бумагами о Судакове, напутственно сказал:
– Вы свободны, товарищ Судаков. Но сделайте для себя вывод построже нашего снисходительного решения. По поводу дальнейшей вашей работы мы ничего не решаем. Окружком даст направление…
После незначительной паузы председатель объявил:
– Следующее дело о бывшем нарсудье, правом уклонисте Жукове и его связях с кулацкими элементами. Позовите Жукова. Докладывайте, товарищ Цекур…
Судаков на несколько минут задержался. Касперт, присутствовавший на партколлегии, подозвал его к себе, чтобы сказать несколько утешительных слов насчет предстоящей работы по организации и укреплению колхозов, о чем Касперт предварительно уже договорился в окружкоме. Между тем Цекур докладывал зачитывая фактические данные о неправильных действиях Жукова, о его судебных решениях, вынесенных в защиту кулачества. Жуков стоял, понурив голову, и не ждал себе пощады. На вопросы
