– У нас, ваше сиятельство, выбор велик, на всякий вкус книжечка найдется. Уж если зашел к нам покупатель, то редко кто выйдет без покупки, – сказал Сытин и стал книжку за книжкой выкладывать перед Толстым. Тут были жития святых и такие книжки, что от одного названия у робкого волосы станут дыбом, а прочтя, со страху ночью во двор не выйдешь: «Ночь у сатаны», «Мертвые без гроба», «Убийство на дне моря», «Чертово гнездо», «Таинственный черный рыцарь, или Страшная казнь самого себя»…
– Есть, ваше сиятельство, и про героев: «Ермак Тимофеевич», «Белый генерал Скобелев»…
– Эти герои всем известны, – перебил Толстой Сытина, – а вот бы надо печатать про каких героев книжки: в Туле учитель во время пожара спас детей, а сам погиб; или был такой доктор Дуброво, высосал у больного ребенка дифтеритный яд, сам погиб, но ребенка спас! Вот это, я понимаю, герои, которые жизнь и душу положили за други своя…
– Так за чем же дело, ваше сиятельство, пишите про них, народу полюбится, да вашим слогом – зачитаются, – учтиво проговорил Сытин, не сводя глаз с графа Толстого. – Пишите, а мы в продажу возьмем. Ход дадим!.. Вам самому, конечно, несподручно торговать книгами. Вашему делу посредники нужны.
– А вот это вы, молодой человек, очень верно подметили. Без этих народных «апостолов», без офеней в издательском деле, в распространении народной книги не обойтись. А читатель растет, ах как растет, обгоняет, уже обогнал рост книжных изданий. А что дальше будет, господа, могу судить я по нашей Тульской губернии. Если до отмены крепостничества в деревнях Тульской губернии было только одиннадцать школ, то спустя три года, благодаря уставу, дозволяющему открывать частные и общественные школы, их стало тысяча сто двенадцать!..
В лавку заходили покупатели и офени. Некоторые, не зная Толстого, запросто вступали с ним в разговор. Шарапов тихонько обрывал их:
– Поаккуратней, мужички, это хоть и просто одетый, а его сиятельство граф, писатель Толстой…
Спустя недолгое время после того, как Сытин отделился от Шарапова и с его помощью открыл свою типолитографию и книжную лавку, Лев Николаевич стал заходить к Сытину и присматриваться к его бойкой торговле, к умению привлекать книжных разносчиков, стекавшихся отовсюду.
И он безошибочно понял, что этот молодой издатель, как никто другой во всем Никольском рынке, через своих офеней нашел общий язык с читателями, с народом. И какой это был бойкий, пробивной и многочисленный аппарат, и как они разумно подходили к подбору книг и картин, и сколько простой мудрости и мудрой простоты в рассуждениях этих офеней – посредников между теми, кто создает книгу и кто ее читает.
– А вы, ваше сиятельство, не удивляйтесь на мужика, осилившего грамоту, что он читает, как сказал Некрасов, «милорда глупого». С точки зрения барина, «милорд», верно, может быть, и глуповат, – говорил Толстому один опытный офеня, приезжавший к Сытину из-под Вологды. – Только, знаете, я сам примечал, что в народе его любят и рвут из рук в руки, и будут рвать, пока вы, ученые, не дадите «милорду» замены. Давайте умную книгу, а мы ей читателя найдем, нам все двери открыты. Мы книгу в избы несем; иногда хозяин, с печи не слезая, покупает у нас. Денег нет у мужика, – пожалуйста, мы ему без денег променяем на что угодно: на рожь, на овес, на льняное семя, а этим продуктам мы тоже ход знаем…
Другой офеня из Устюга Великого, поддакивая своему земляку, говорил:
– А я, ваше сиятельство, с мужичка за книжки и денег не спрашиваю, а все больше на поношенные лапти меняю!..
Кто-то из офеней засмеялся над устюжанином, а потом сказал серьезно:
– Ты, парень, над графом не смей шутить. Люди дело говорят, а ты с насмешечкой…
– И нисколечко не смеюсь, – продолжал настаивать устюжский офеня, – его сиятельство поймет и в толк возьмет. Лапти у нас на севере не из бересты, а пеньковые, не какие-нибудь!.. С Юга-реки, с Вычегды, с Двины да Сухоны и еще кой-откуда в Вологду свозится, ни мало, ни много, полста тысяч пудов лаптевой рвани, а от Вологды изношенные лапти плывут в Питер, а там из этого добра бумагу на фабрике у Печаткина делают. Вот какой оборот получается! И от книжечек доход и от лаптей не убыток. Я вот, ваше сиятельство, набираю книжечки у Ивана Дмитриевича, а сам умом прикидываю – не из вологодских ли лаптей эта бумага? Во какой круг!..
– Это очень рассудительно и смекалисто получается, – похвалил Лев Николаевич, – двойная выгода, а какая польза для дела!..
– Вот так и бывает, ваше сиятельство, лапоточки пеньковые сначала след на земле оставляют, а превращаясь в бумагу, из бумаги в добрую книгу – оставляют след в душе и в памяти человека.
– Иван Дмитриевич, вы слышите, как ваши «апостолы» рассуждают?
– Слышу, ваше сиятельство, они и не такое расскажут, их только слушайте, – отвечал Сытин, помогая рабочим складывать тюки с книгами…
Побывал у Сытина в лавке Лев Николаевич и понял, что его супруга Софья Андреевна не в состоянии распространять яснополянские издания так широко и быстро, как это делает Сытин. А условия были продуманы Толстым совместно с редактором изданий Владимиром Григорьевичем Чертковым. Идею издания дешевых народных книжек выдвинул Лев Николаевич, а писатели – Лесков, Гаршин, Короленко, Златовратский и другие – согласились ради дешевизны книг поначалу уступить свои произведения без гонорара; так же поступили и художники – Репин и Кившенко, согласившись бесплатно иллюстрировать обложки книг. В дальнейшем выплата гонорара предусматривалась за счет доходов от ранее вышедших и распроданных безгонорарных произведений.
Осенью в 1884 году к Сытину пришел Владимир Григорьевич Чертков с предложением издавать и распродавать книги для народа по цене не дороже лубочных изданий, причем книги нравственного и познавательного содержания Льва Толстого и других известных писателей полностью к печатанию будет готовить он, Чертков. Эти книжки от имени фирмы «Посредник» после выхода в свет не должны являться собственностью издателя, их может переиздавать кто угодно другой. Но главным и первым между писателями и читателями посредником – издателем и распространителем всей литературы, выходящей под редакцией Черткова, по желанию Льва Николаевича должен быть Сытин…
Иван Дмитриевич охотно, с большой радостью принял такое предложение и решил, не жалея сил и средств, продвигать в народ умную книгу одновременно с лубочными своими изданиями, которые продолжали существовать и выходить в свет.
Так началась совместная работа Сытина с толстовским «Посредником». Сытин знал душу народа, знал
