уже с крючка не слезешь.
– По-моему, я спрашивала у тебя, почему ты все это делаешь, Эвен. Ради чего ты все бросил и притащился сюда?
– Помимо того, что ты меня об этом попросила, Холли, приходится уяснить для себя, что тебе важнее всего, что необходимо сделать, а потом и делать это.
Отпустив ее локти, он внимательно изучил ее, после чего, похоже, пришел к решению:
– Пойдем, я хочу тебе кое-что показать.
Они прошли через развалины к той палатке, в которой работал он, она хотела уже войти, но он ее задержал:
– Я горжусь, что знаком с тобой, Холли. Горжусь и тем, что ты обратилась ко мне за помощью, и я никогда не пожалею о том, что прилетел сюда. Более того, я всегда буду благодарен тебе за то, что попросила меня об этом, поскольку пережитое мною здесь напомнило мне об одной вещи, о которой мы все почему-то склонны забывать.
После этого он отодвинул полог палатки и ввел ее внутрь. Вдоль стены рядком стояли три инкубатора, которые они привезли на Сент-Джулиан, и в каждом был крошечный хрупкий младенчик, и каждый дышал, каждый шевелился, каждый был чьим-то драгоценным чудом.
– Мы ведь все когда-то родились и выжили, Холли, и какие бы бедствия не случались, жизнь продолжается.
Глава девятая
– Но почему я должна подписывать все эти бумаги по поводу чартерного рейса, – спросила она, когда он не то протащил, не то протолкал ее мимо сотрудников в свой кабинет. – Прошлую ночь я провела на раскладушке, половину сегодняшнего утра в самолете, и меньше всего мне сейчас хочется возиться с бумагами за твоим столом, неужели ты не можешь переслать все это в Лемонэйд, там кто-нибудь подпишет.
– Принимайте мои звонки, – сказал Эвен Талли, подталкивая сопротивляющуюся Холли к дверям своего кабинета.
– Мистер Стодорд в здании, мистер Джеймсон, он может подняться сюда в любую минуту, а в главной приемной вертятся немало представителей прессы.
Прочно удерживая Холли, Эвен остановился:
– Мне хотелось бы увидеться со Стодордом.
Холли извернулась и гневно глянула на него с печальным неодобрением:
– Я уверена, что у тебя столько незавершенных дел, так что если ты меня…
Он втащил ее в кабинет, закрыл дверь и всем телом припер Холли к ней.
– Ты совершенно права насчет незавершенных дел.
– Эвен Джеймсон, ну как я могу подписывать бумаги, если ты меня не отпускаешь.
– К черту бумаги! – ноздри его яростно раздувались. – Разве тебе нечего мне сказать?
Его срывающийся голос поразил ее, но так просто он ее себе не подчинит. Она твердо намерена со всем этим покончить. Ожесточая себя против несомненной власти, которую он над ней имеет, она уставилась на вышитую на его кармане эмблему компании.
– Да, – начала она дрожащим голосом, – что касается Лемонэйд…
Его холодные голубые глаза сузились, и лицо приняло мрачное выражение. Он знал, что она собирается сказать, и не желал этого слышать.
– Не надо, Холли…
Но она все равно продолжила, полная решимости покончить со всем.
– Что касается Лемонэйд, мы хотели бы поблагодарить вас за благородно пожертвованное вами время и предоставленный в наше распоряжение самолет.
– Да черт тебя возьми, не нужно мне твоих благодарностей, мне нужно объяснение, почему ты ушла от меня три недели назад?
Она попыталась вырваться, но он припер ее коленом, а потом вызывающе поднял подбородок:
– Ты не уйдешь из этого кабинета, пока не скажешь.
Она как могла извивалась, пытаясь высвободиться из-под него, никогда еще не видела она его таким – разъяренным, оскорбленным, насильно требующим ответа, но и она сопротивлялась. После нескольких бесплодных попыток она громко выдохнула и смирилась с безвыходностью своего положения.
– О'кей, отпусти меня, тогда скажу.
Он не шелохнулся.
– Ты что, мне не веришь? – выпалила она. Прежде чем она успела воспротивиться, его губы накрыли ее в яростном поцелуе.
Казалось, либо он, либо она растают сейчас в облачке дыма.
Стараясь из последних сил, ей удалось-таки отвернуться и перевести дыхание.
– Но ведь так нечестно, Эвен, так нечестно…
– А когда ты от меня ушла, это было честно? – он отпустил ее руки и отстранился. – Говори.
