Глава 8
Контора адвокатов Доббса и Дельгадо располагалась на двадцать девятом этаже одной из башен- близнецов, создававших на фоне неба характерный силуэт Сенчури-Сити. Я пришел вовремя, но все остальные уже собрались в конференц-зале – огромной комнате с длинным полированным деревянным столом и одной стеклянной стеной, откуда, как на экране, открывался великолепный вид: западная часть города, далее хребет Санта-Моника и Тихий океан с далекими островами. День был ясный, и на самом краю горизонта Каталина с Анакапой[19] виднелись вполне отчетливо. Чтобы заходящее солнце не слепило глаза, стекло закрыли пленкой, смягчающей яркое сияние, и создавалось впечатление, что комната одета в солнцезащитные очки.
В темных очках пребывал и мой клиент. Льюис Руле сидел во главе стола, и его глаза скрывали «рэй-бэнз» в черной оправе. Из серого тюремного комбинезона он переоделся в темно-коричневый костюм поверх светлой шелковой тенниски. Сейчас я видел уверенного в себе, хладнокровного молодого руководителя риелторской фирмы, а не испуганного мальчика из «загона» в зале суда.
Слева от Руле сидел Сесил Доббс, а рядом с Доббсом – аккуратно причесанная, в драгоценностях женщина: как я понял, доводившаяся Руле матерью. Я также понял, что Доббс не сообщил ей о моем отношении к ее присутствию на совещании.
Стул справа от Руле пустовал в ожидании меня. Дальше сидел мой детектив Анхель Левин, а перед ним на столе лежала закрытая папка-досье.
Доббс представил мне Мэри Алису Виндзор. Она пожала мне руку, и хватка у нее оказалась крепкой. Я занял свое место, и Доббс пояснил, что мать будет оплачивать защиту своего сына и согласна с условиями, которые я выдвинул ранее. С этими словами он подвинул мне через стол конверт. Заглянув внутрь, я увидел чек на шестьдесят тысяч долларов, в котором значилось мое имя. Столько я и просил, но в качестве первоначального платежа я ожидал только половину. Бывали у меня дела, на которых я зарабатывал в итоге и побольше, но единовременно я никогда не получал такой суммы.
Чек был выписан со счета Мэри Алисы Виндзор. Банк солидный, надежный, как золото, – Первый национальный банк Беверли-Хиллз. Я закрыл конверт и подтолкнул его через стол обратно.
– Мне нужно, чтобы оплата исходила от Льюиса, – пояснил я, глядя на миссис Виндзор. – Мне не важно – пусть даже вы дадите ему деньги, а он потом передаст их мне. Но я хочу, чтобы чек, который я получу, выписал Льюис. Я работаю на него, и это должно быть ясно определено с самого начала.
Я знал, что такая позиция отличается от моей обычной практики, и примером тому служило хотя бы нынешнее утро – когда я принимал платеж от третьей стороны. Но в данном случае это было принципиально. Один взгляд через стол на Мэри Апису Виндзор и Си-Си Доббса – и я понял, что нужно дать им четко понять с самого начала: делом должен заправлять именно я, и именно мне суждено выиграть его или проиграть.
Я никак не ожидал такой реакции, но лицо Мэри Виндзор напряглось и задеревенело. Почему-то в этот миг – своим плоским и квадратным лицом – она напомнила мне старые напольные часы моего отца.
– Мама, – спокойно произнес Руле, одним словом предотвращая назревшую бурю. – Все в порядке. Я выпишу ему чек. Я смогу его обеспечить, пока ты не дашь мне денег.
Она перевела взгляд с меня на сына, а затем – обратно на меня.
– Хорошо, – сказала она.
– Миссис Виндзор, – обратился я к ней. – Ваша материнская поддержка очень важна. И я имею в виду не только финансовую сторону. Если мы не преуспеем в снятии обвинений и дойдет до судебного процесса, очень важно, чтобы вы продемонстрировали вашу поддержку публично.
– Не говорите глупостей, – сказала она. – Я пойду со своим сыном в огонь и в воду. Эти смехотворные обвинения должны быть сняты, а та женщина… она не получит от нас ни пенни!
– Спасибо, мама, – сказал Руле.
– Да, спасибо, – поддержал я. – Я не премину проинформировать вас – вероятно, через мистера Доббса, – где и когда потребуется ваша помощь. Приятно сознавать, что вы стоите на страже интересов вашего сына.
Я больше ничего не сказал и замолчал, выжидая. Ей не понадобилось много времени, чтобы понять: ее попросили удалиться.
– Но здесь и сейчас я вам не требуюсь, не так ли?
– Верно. Нам нужно обсудить дело, и самым лучшим и наиболее правильным для Льюиса будет присутствие при этом только его команды. Право адвоката не разглашать информацию, полученную от клиента, не распространяется на других лиц. Вас могут вынудить свидетельствовать против своего сына.
– Но если я уйду, как Льюис доберется домой?
– У меня есть шофер. Он его доставит.
Она посмотрела на Доббса в надежде, что тот, возможно, имеет больший вес и сумеет отменить мое распоряжение. Доббс, улыбнувшись, поднялся, предупредительно намереваясь отодвинуть для нее стул от стола. В конце концов она все же позволила ему это сделать и встала, чтобы удалиться.
Доббс сопроводил ее аж за дверь конференц-зала, и я видел, как они обмениваются репликами в коридоре. Я не слышал, о чем они говорят. Потом она ушла, а адвокат вернулся обратно, закрыв за собой дверь.
Я сообщил Руле некоторую предварительную информацию: что ему придется через две недели присутствовать на вынесении обвинения и подать соответствующее официальное ходатайство. Он получит возможность уведомить штат, что не отказывается от права на безотлагательное судебное разбирательство.
– Вот первое решение, которое нам предстоит принять, – сказал я. – Хотите ли вы, чтобы тяжба растянулась на долгие месяцы или предпочитаете продвигаться вперед быстро, оказывая давление на штат.
– А каковы варианты? – спросил Доббс.
Я взглянул на него, потом – вновь на Руле.
– Буду с вами полностью откровенным. Когда мой подзащитный не находится под стражей, я лучше потяну дело. В конце концов речь идет о свободе человека – так почему бы не извлечь максимум из ситуации, прежде чем молоток опустится?
– Вы говорите о клиенте, который виновен, – уточнил Руле.
– С другой стороны, – продолжал я, – если в выстроенной гособвинением версии есть слабые места, тогда отсрочка только сыграет штату на руку. Они выиграют время и усилят свои позиции. Видите ли, это наш единственный рычаг воздействия. Если мы не станем отказываться от права на безотлагательное судебное разбирательство, то это окажет сильное давление на прокурора.
– Я не совершал того, что мне вменяют, – сказал Руле. – Я не собираюсь тянуть резину, я хочу, чтобы все это дерьмо поскорее закончилось.
– Если мы воспользуемся правом немедленного рассмотрения дела, тогда теоретически они назначат вам дату суда в пределах шестидесяти дней с момента предъявления обвинения. Однако срок продлевается, когда на предварительном слушании судья рассматривает свидетельские показания и решает, достаточно ли материалов для суда. Стандартная процедура. Судья может отложить процесс, тогда вам вновь будет предъявлено обвинение и таймер заново установят на шестьдесят дней.
– Не могу поверить! – сказал Руле. – Эта проклятая дребедень будет тянуться вечно.
– Мы, конечно, могли бы отказаться от права на предварительное слушание. Оно только усилит их позиции. В вашем случае дело передали молодому прокурору. Тяжкие уголовные преступления ему в новинку. Постараемся воспользоваться этим.
– Погодите минуту, – сказал Доббс. – Разве предварительное слушание не даст возможность увидеть, какими свидетельствами располагает штат?
– По правде сказать, нет, – ответил я. – Теперь уже нет. Некоторое время назад законодатели
