– Хорошо. Никаких сюрпризов. Что с ножом?
– На ноже кровь и отпечатки пальцев. Но никаких следов, указывающих на владельца. Маловероятно, что удастся установить, кому он принадлежит. Каждый может купить такие складные ножи в любом магазине рыболовного и туристского снаряжения.
– Говорю вам, это не мой нож, – повторил Руле.
– Приходится предположить, что отпечатки на нем принадлежат тому, кто предъявил нож полиции, – сказал я.
– Аткинсу, – подсказал Левин.
– Да, Аткинсу. Но меня не удивит, – продолжил я, поворачиваясь к Руле, – если и ваши на нем тоже обнаружатся. Неизвестно, что там происходило, пока вы находились без сознания. Если она нарочно измазала вам руку кровью, то вполне вероятно, что и ваши пальцы прижала к ножу.
Руле кивнул в знак согласия и собрался что-то сказать, но я его опередил и обратился к Левину:
– Она делала какие-нибудь заявления по поводу пребывания в «Моргане» в тот самый вечер, еще до прихода Руле?
Левин покачал головой:
– Нет, допрос жертвы проводился в пункте оказания первой помощи. Он был неформальным, носил общий характер, и более ранние события того вечера не затрагивались. Она не упоминала другого парня и вообще не упоминала бар «Морган». Просто сказала, что была дома с половины девятого. Ее спрашивали о том, что случилось в десять. Я уверен, эти пробелы восполнятся в ходе вторичного этапа расследования, как говорится, «по холодным следам».
– О'кей, если состоится официальный допрос относительно предшествовавших событий, я хочу иметь его распечатку.
– Само собой. Тогда допрос проведут по всем правилам, запишут на видео.
– И если место преступления тоже заснимут на видео, я хочу и его видеть.
Левин серьезно кивал. Он понимал, что сейчас я просто устраиваю шоу для клиента и досточтимого Доббса, давая им почувствовать, насколько хорошо владею ситуацией и что у меня задействованы все нужные рычаги. В действительности же мне вовсе не требовалось давать Анхелю Левину всех этих указаний. Он и без того знал, что надо делать и какие материалы для меня добыть.
– Так, что еще? – спросил я. – У вас есть какие-нибудь вопросы, Сесил?
Доббс, казалось, удивился, что фокус внимания неожиданно переместился на него. Он поспешно помотал головой:
– Нет-нет, меня все устраивает. Мы хорошо продвигаемся, делаем серьезные успехи.
Я не понял, что он подразумевал под продвижением, но не стал останавливаться на этой реплике.
– Так что вы обо всем этом думаете? – обратился ко мне Руле.
Я посмотрел на него и выдержал длительную паузу, прежде чем ответить.
– Я думаю, штат выстроил против вас сильную обвинительную версию. У них есть вы, который присутствовал в доме жертвы, есть нож и нанесенные жертве телесные повреждения. А также улика в виде ее крови на вашей руке. Вдобавок фотографии оказывают мощное воздействие. И конечно же, у них есть ее свидетельские показания. Поскольку я никогда не видел эту женщину и не говорил с ней, то не могу сказать, насколько убедительна она будет. – Я снова замолчал, чтобы выжать что можно из еще более долгой паузы. – Но есть много такого, чего им не хватает. Нет свидетельств незаконного вторжения, нет ДНК подозреваемого, нет мотива и даже нет подозреваемого с мало-мальски криминальной биографией. Ведь существует масса оснований, причем законных, по которым вы могли находиться в ее квартире. Плюс…
Я скользнул взглядом по Руле и Доббсу и посмотрел в окно. Солнце как раз садилось за Анакапу, окрашивая небо в розово-пурпурные тона. Это зрелище превосходило все, что я когда-либо видел из окна своего офиса.
– Плюс что? – тревожно спросил Руле, не дождавшись, пока я сам договорю.
– Плюс у вас есть я. Я вывел из игры Свирепую Мэгги. Новый обвинитель неплох, но он молод и неопытен и никогда не сталкивался прежде с подобными делами.
– Так каков будет наш следующий шаг? – спросил Руле.
– Следующий шаг будет за Анхелем, который продолжит свои изыскания. От него требуется разнюхать все, что в наших силах, об этой так называемой жертве и выведать, почему она солгала, что была одна. Нам надо выяснить, что она собой представляет и кто ее таинственный партнер, а также посмотреть, как это может сыграть нам на руку.
– А что будете делать вы?
– Я буду поддерживать связь с обвинителем. Налажу с ним контакт, постараюсь понять, к чему он клонит, и тогда мы сделаем выбор, каким путем следовать. У меня нет сомнений, что я найду подход к окружному прокурору и развенчаю все их построения, сведя дело к чему-то более приемлемому. Тогда вы сможете обратиться с соответствующим ходатайством и отделаться малой кровью. Но это потребует некоторой уступки. Вам приде…
– Я уже сказал. Я не стану…
– Я знаю, что вы сказали, но вы должны меня выслушать. Вероятно, мне удастся свести дело к так называемому заявлению о нежелании оспаривать обвинение – так что вам фактически даже не придется произносить слово «виновен». Но я не могу себе представить, чтобы штат полностью снял все обвинения. Вам, так или иначе, придется признать ответственность в какой-то части. Есть возможность избежать отсидки в тюрьме – правда, придется выполнять работы в коммунальной сфере. Итак, это я озвучил. Далее. Как ваш судебный поверенный я обязан уведомить вас об имеющихся возможностях и убедиться, что вы их осознаете. Я понимаю, это совсем не то, чего бы вам хотелось, но мой долг честно и объективно рассказать, какие у вас альтернативы. О'кей?
– О'кей. Излагайте.
– Вы, безусловно, понимаете, что всякие уступки с вашей стороны в уголовном деле сильно повышают шансы на успех любого гражданского иска, который вчинит вам мисс Кампо. Поэтому быстрое прекращение уголовного дела обойдется вам в конечном счете гораздо дороже, чем мой гонорар за защиту вас в суде.
Руле решительно покачал головой. Судебная сделка с признанием вины в наименее тяжком из вменяемых преступлений и без того им не рассматривалась.
– Я понимаю, какие у меня варианты, – сказал он. – Вы выполнили свой долг. Но я не собираюсь платить ей ни цента за то, чего не совершал. Я не собираюсь ни признавать себя виновным, ни даже просто отказываться оспаривать обвинения в несуществующих грехах. Скажите: если мы выйдем на процесс, сможем мы выиграть?
Прежде чем ответить, я некоторое время пристально смотрел ему прямо в глаза.
– Вы, конечно, понимаете: я не в силах предвидеть все, что может случиться до суда, и тут уж не берусь ничего гарантировать. Однако, судя по тому, что вижу сейчас, – да, я в состоянии выиграть это дело, – решительно произнес я. – Уверен.
Мне показалось, что в глазах у Руле зажглась надежда. Он увидел вдали просвет.
– Есть еще и третья возможность, – сказал Доббс.
Я перевел взгляд на адвоката, спрашивая себя, что за камешек он собирается подбросить в закрутившийся механизм моего доходного предприятия.
– И в чем же она состоит?
– Мы сами энергично проводим свое собственное расследование, выжимаем все, что можно, из этой женщины и обстоятельств дела. Вероятно, даже подключим своих людей в помощь мистеру Левину. Мы проделываем адскую работу, выстраиваем собственную версию, подкрепляем ее уликами и свидетельствами, в затем предъявляем окружному прокурору. Выходим, так сказать, наперерез, упреждающим порядком, еще до того, как дело дойдет до суда, и таким образом перехватываем инициативу у обвинения. Мы продемонстрируем этому зеленому новичку то слабое место, из-за которого он определенно проиграет, и заставим его снять все обвинения, прежде чем он публично облажается. Вдобавок, я уверен, он работает под началом человека, который заправляет тамошним офисом окружного прокурора и который потому весьма чувствителен к политическому нажиму. И мы будем этот нажим оказывать, пока дела не
