— В основном я знаю его по рассказам других людей, — сказал я. — Множество самых разных дел, множество женщин. Но существуют собственные воспоминания, которых нет в книгах, мои воспоминания. Помню, я зашел к нему в кабинет, который он устроил дома, когда заболел. Там на стене висела картина в рамке — собственно, гравюра, «Сад радостей земных». Странная, а для семилетнего мальчишки и жутковатая… Он посадил меня к себе на колени, заставил приглядеться к этой картине, сказал, что ничего в ней страшного нет. Что она прекрасна. И постарался, чтобы я запомнил имя художника. Иероним Босх. То есть это в Испании его зовут Босхом, у нас — Бошем. А имя рифмуется с «аноним», так он мне и сказал.
Сейчас у меня перед глазами был не город. Была картинка из далекого прошлого. Рассказав все, я замолчал. Теперь слово было за моим братом. Он тоже молчал, но в конце концов снова облокотился о перила и заговорил.
— Я помню тот дом, — сказал он. — Заходил в него — правда, всего один раз. Представился. Он лежал в постели. Умирал.
— Что ты ему сказал?
— Сказал, что у меня все в порядке. Собственно, больше мне сказать было нечего.
Как и сейчас, подумал я. О чем тут можно говорить?
— Ты знал все столько лет. Почему же ни разу не дал о себе знать? У меня есть еще один брат и три сестры по отцу. Они и твои тоже.
Бош ответил мне словами, которые, наверное, повторял сам себе на протяжении нескольких десятков лет:
— Не знаю. Не хотел нарушать чей-то покой. В большинстве своем люди сюрпризов не любят. Особенно таких.
На миг я задумался о том, как сложилась бы моя жизнь, знай я о Боше. Может быть, я стал бы не адвокатом, а копом.
— Знаешь, а я ведь решил покончить с этим.
— С чем?
Я и сам не понимал, почему заговорил об этом.
— С работой. С юриспруденцией. Можно сказать, что свинцовый вердикт был для меня последним.
— Я тоже когда-то бросил свою работу. Не получилось. Пришлось вернуться.
— Ладно, посмотрим.
Бош украдкой бросил на меня взгляд и снова стал смотреть на город.
День был прекрасный — низко плывущие облака, прохладный воздух, прижавший смог к земле, оставивший от него лишь тонкую янтарную полоску. Солнце только что поднялось над горами и теперь понемногу заливало своим светом Тихий океан. Видно было все до самой Каталины.
— Когда тебя подстрелили, я приехал в больницу, в которой ты лежал, — сказал Бош. — Сам не знаю зачем. Увидел сообщение в новостях и понял, что шансов у тебя пятьдесят на пятьдесят. Решил, если тебе кровь понадобится или еще что, я мог бы… думал, что группа у нас одна, понимаешь? Но там было столько репортеров, камер, что я в конечном счете ушел.
Я улыбнулся, а затем меня вдруг одолел смех, с которым я никак не мог справиться.
— Что тебя так развеселило? — спросил Бош.
— Представил себе, как ты, коп, добровольно сдаешь кровь для адвоката. Наверное, если бы твои коллеги прознали об этом, никто бы тебя обратно на работу не взял.
Теперь улыбнулся и Бош:
— Да, об этом я как-то не подумал.
И тут улыбки наши погасли, мы снова почувствовали себя чужими людьми. В конце концов Бош взглянул на часы.
— Ладно, через двадцать минут начнется совещание. Мне пора.
— Хорошо.
— Еще увидимся, адвокат.
— Конечно, увидимся, детектив.
Он спустился по ступеням, а я остался стоять на веранде.
Я постоял так еще немного, глядя на город, понемногу наполнявшийся солнечным светом. Множество мыслей роилось у меня в голове. Мне казалось, что больше я Боша никогда не увижу. Что он будет держаться своего склона горы, я — своего и другого не дано.
Потом я снова услышал звук открываемой двери, шаги по веранде. Дочь остановилась рядом со мной, я положил руку ей на плечо.
— Что ты тут делаешь, пап? Как себя чувствуешь?
— Хорошо. Просто смотрю на город.
— А зачем приходил этот полицейский?
— Хотел поговорить со мной. Он мой друг.
Мы помолчали, потом она сказала:
— Жалко, что мама вчера не осталась с нами.
Я легонько сжал ей плечо.
— Всему свое время, Хэй. Она же согласилась поесть с нами блинчиков, верно?
Она подумала немного и кивнула. Согласилась. Блинчики — это только начало.
— Пора идти, а то я опоздаю, — сказала Хэй. — Еще одно опоздание, и мне замечание запишут.
Я кивнул:
— Да, это было бы ни к чему. Сейчас, пусть только солнце осветит океан.
— Поехали, пап. Оно это каждый день делает.
— По крайней мере, кое-где.
Я зашел в дом, взял ключи, запер дверь и спустился к гаражу. А когда вывел «линкольн» на улицу и поднялся на холм, увидел, как солнце заливает золотом Тихий океан.
Майкл Коннелли
Родился: в Филадельфии, Пенсильвания.
Живет: в Тампе, Флорида.
Любимые авторы: Реймонд Чандлер, Джордж Пиликанос, Чарльз Уиллфорд, Джозеф Уэмбо. любимая музыка: джаз.
Веб-сайт: www.MichaelConnelly.com
Для поклонников Коннелли «Свинцовый вердикт» — это мечта, ставшая явью, поскольку в нем фигурируют два лучших персонажа автора — адвокат Микки Хэллер и детектив Управления полиции Лос- Анджелеса Гарри Бош.
Начиная с первого романа «Черное эхо» (1992), Гарри Бош уже появлялся в нескольких книгах Коннелли. Микки Хэллер впервые возник в романе «Адвокат на „линкольне“» (2005). Этот роман мгновенно стал бестселлером и превратил Хэллера в одного из любимых читателями детективных героев.
Вообще говоря, Коннелли старается перемежать романы, в которых действует Гарри Бош, другими триллерами, без сквозного героя. Однако на этот раз он решился на создание своего рода гибрида.
Крошечное семечко, из которого выросла идея объединить двух персонажей, было посеяно много лет назад, в раннем романе Коннелли — «Черный лед» (1993).
Там молодой Гарри Бош вспоминает похороны отца, с которым никогда не жил. (Мы знаем, что мать Боша была проституткой, убитой, когда он еще был ребенком.) Бош вспоминает, как стоял на склоне холма, в стороне от могилы, и наблюдал за похоронами знаменитого лос-анджелесского адвоката Майкла Хэллера. Бош видел семью Хэллера, его детей, одним из которых и был Майкл Хэллер-младший.
