он может оказаться лжецом или манипулятором. Или все дело в том, что я ухожу, а Анджела остается и он, смирившись с этим фактом, уже представляет ее на моем месте? Что ж, тогда нет ничего удивительного, что он отдает ей предпочтение и поощряет ее инициативу. Ведь за ней будущее.
— Честно говоря, не ожидала, что он так меня подставит, — пробормотала Анджела.
— А я предупреждал вас, что в новостном зале нельзя доверять абсолютно никому и без всяких оговорок, — ответил я. — Даже редакторам.
— Похоже, вы были правы.
С этими словами она взяла со стола пустую чашку и оглянулась, не оставила ли чего на своем месте, хотя и знала, что ничего там нет. Все только для того, чтобы избежать моего взгляда.
— Послушайте, Анджела! Да, мне не понравилось, как вы повели себя сегодня, но в то же время я не могу не восхищаться вами. Вашей, скажем так, настырностью и неуемным стремлением к достижению цели. Все лучшие репортеры, каких я знаю, отличались этим. Кроме того, должен заметить, что ваша идея соединения двух линий — линии убийцы и линии жертвы — в одном репортаже показалась мне очень удачной.
Теперь она смотрела на меня во все глаза, а лицо у нее просветлело.
— Джек, я действительно очень хочу работать в паре с вами.
— А я хочу, чтобы вы хорошенько себе уяснили, что все это затеял я и мне это заканчивать. Так что, когда репортерское расследование завершится и весь материал будет собран, именно я сяду за стол и напишу всю эту историю от начала и до конца. Согласны?
— Совершенно. После того как вы рассказали, над чем сейчас работаете, мне вдруг страшно захотелось принять участие в этом проекте. Так что даже если я возьму на себя разработку линии жертвы, этот репортаж все равно останется вашим. Вы сами его напишете, и ваше имя будет стоять первым в графе «авторы».
Я некоторое время исследовал ее лицо, пытаясь отыскать в нем замаскированные признаки притворства или коварства, но она ответила мне открытым, искренним взглядом и я ей поверил.
— На том и порешим. Мне лично добавить к этому нечего.
— Вот и хорошо.
— Вам нужна помощь в написании статьи, касающейся утренних событий?
— Нет. Похоже, я сама с ней справлюсь. Я получила интереснейшие отклики от представителей сообщества на предмет затронутой вами на пресс-конференции темы. В частности, достопочтенный Тречер назвал этот рейд еще одним примером скрытого расизма в департаменте. Полицейские, указал он, проводят специальные операции, когда убивают белую женщину, употребляющую наркотики и раздевающуюся за деньги, но и пальцем не хотят пошевелить, чтобы спасти от насилия и нападений бандитов восемь сотен честных граждан, проживающих в этом квартале.
Слова, конечно, хорошие и справедливые, спору нет, только произнес их неподходящий субъект. Поп Тречер был тот еще проныра, и я никогда не верил, что он отдает все свои силы деятельности на благо общины. На мой взгляд, он защищал прежде всего свои интересы, а телевидение и прочие средства массовой информации только способствовали увеличению его популярности и тех дивидендов, которые эта самая популярность ему приносила. Помнится, как-то раз я даже предложил своему редактору расследовать деятельность Тречера, но тот сразу дал мне понять, чтобы я забыл об этом и думать. «Он нам нужен, Джек», — сказал мне тогда редактор.
И это была чистая правда. Такие люди, как Тречер, нужны газете — чтобы озвучивать противоположные мнения, давать едкий комментарий к действиям властей и вообще поддерживать у читателя интерес к затронутой теме. Они как раскаленные уголья, не дающие затухнуть костру.
— Все вроде бы неплохо, — сказал я Анджеле. — Так что возвращайтесь к себе и заканчивайте этот материал. Я же займусь составлением развернутого плана для следующей статьи.
— Вот, — произнесла Анджела, подталкивая ко мне стопку отпечатанных страничек.
— Что это?
— Так, ничего особенного, кое-какие заметки, но они, возможно, сэкономят вам немного времени. Вчера вечером, прежде чем отправиться домой, я довольно долго размышляла над всей этой историей и даже хотела позвонить вам, чтобы поговорить об этом и предложить свои услуги в разработке некоторых аспектов темы, но так и не решилась. Вместо этого, задействовав поисковую систему «Гугл», занялась исследованием убийств, характерной чертой которых было обнаружение трупа в багажнике автомобиля. Оказывается, этот вопрос имеет давнюю историю и таких случаев превеликое множество. Интересно, что среди мертвых тел, обнаруженных в багажниках автомобилей, особенно много женщин. И, как ни странно, бандитов.
Я взял со стола бумаги, перевернул их лицевой стороной к себе и бросил взгляд на первую страницу. Там помещалась перепечатка истории из «Лас-Вегас ревью джорнал» примерно годичной давности. В первом параграфе рассказывалось о суде над разведенным мужчиной, обвиненным в убийстве бывшей жены. Как выяснилось, убив ее, он засунул труп в багажник своей машины, которую поставил затем в собственный же гараж.
— Я перепечатала эту историю, поскольку она немного походила на рассказанную вами, — сказала Анджела. — Моя подборка также содержит ряд случаев, ставших уже достоянием прошлого. К примеру, вот этот — из девяностых годов, когда одного известного деятеля кино нашли в багажнике его «роллс-ройса», припаркованного на холме рядом с Голливудским амфитеатром. Я даже нашла сайт, озаглавленный «Труп в багажнике точка ком», но он, правда, еще в стадии становления.
Я медленно кивнул, как если бы меня одолевали некоторые сомнения в необходимости проделанной Анджелой работы.
— Ну что же… Благодарю… Не уверен, что воспользуюсь собранной вами информацией, но быть в курсе все равно полезно.
— Я так именно и подумала: быть в курсе не помешает.
Она отодвинула стул, поднялась с места и взяла в руки пустую чашку из-под выпитого кофе с молоком.
— Итак, расходимся. Я отправлю вам сегодня по электронной почте копию статьи, освещающей утренние события, как только сочту, что она готова для публикации.
— В этом нет никакой необходимости. Теперь это ваша история.
— Я так не считаю. Ваша фамилия там тоже будет стоять. Ведь вы, и никто иной, озадачили руководство управления вопросами, обеспечившими ей нужные «Р» и «Г».
То есть «размах» и «глубину». Именно этого добиваются от нас редакторы. На этих пресловутых «размахе» и «глубине» когда-то сделала себе имя наша «Лос-Анджелес таймс». О необходимости наличия этих качеств у сдаваемых в печать материалов вам твердят с первого дня работы в газете — или «бархатном гробу», как называет ее летописец нашей деградации Дон Гудвин. Мало просто сообщить о случившемся, говорят новичкам редакторы, надо вскрыть подоплеку события и рассказать, как оно вписывается в жизнь города и каким боком касается читателя.
— Что ж, спасибо на добром слове, раз так, — произнес я. — Отправляйте, если считаете это необходимым, я же со своей стороны обязуюсь прочитать ее как можно быстрее.
— Может, поднимемся на третий этаж вместе?
— Я, пожалуй, посижу еще немного в кафетерии. Выпью кофе и просмотрю собранные вами материалы.
— Как вам будет угодно.
Надув губки, она наградила меня недовольной улыбкой, из которой явствовало, что я допускаю большую ошибку, отказываясь от прогулки с ней, и направилась к выходу. Я наблюдал, как она, уходя, сунула свою чашку в контейнер для использованной посуды, и неожиданно задался вопросом, что вообще происходит и какова моя роль в этом спектакле, именовавшемся затянувшимся увольнением. Кто я ныне — свободный художник и партнер Анджелы или же ментор, призванный натаскать ее по теме криминальной журналистики перед своим уходом? Но быть может, ничего этого ей не надо и она уже фактически заняла мое место? Чутье подсказывало мне, что с этой девушкой нужно держать ухо востро, даже несмотря на то что мне осталось работать в газете всего одиннадцать дней. И я решил не спускать с нее глаз все то время, пока буду находиться в этих стенах.
