Босх верил, что Скейлз хороший человек, но такой, который, пожалуй, слишком поспешно приписывает свои верования и чаяния другим людям, даже таким, как Медоуз.
– Полковник, что вы получаете от всего этого? – спросил Босх.
На сей раз тот совсем отложил ручку, перекатил между сжатыми зубами трубку и переплел пальцы лежащих на столе рук.
– Важно не то, что получаю я. Важно, что получает Бог. – Он снова взял со стола ручку и глубоко вздохнул. – Знаете, эти ребята, вернувшиеся с войны, были покалечены во многих отношениях. Я знаю, это старая история, и все ее слышали, все смотрели кино. Но им-то приходится жить с этим. Тысячи из них после того, как вернулись, буквально строем промаршировали прямиком в тюрьмы. Однажды, когда я читал об этом, то спросил себя: что было бы, если бы не война и эти парни никуда бы не уезжали? Они просто остались бы жить в своей Омахе, или Лос-Анджелесе, или Джексонвиле, или Новой Иберии, или еще где. Кончилось бы тогда для них дело тюрьмой? Стали бы они бездомными, эмоционально неустойчивыми, психически расстроенными? Пристрастились ли бы к наркотикам? Насчет многих из них – сомневаюсь. Именно война сотворила с ними все это, она сбила их с пути. – Полковник сделал длинную затяжку из уже погасшей трубки. – Поэтому единственное, что я делаю – и здесь мне помогают земля и несколько молитвенников, – это пытаюсь вернуть им то, что украла вьетнамская война. И у меня это совсем неплохо получается. Так вот, я даю вам список и позволяю взглянуть на это личное дело. Но не навредите тому, чего мы здесь добились. Я понимаю ваши подозрения насчет нашего реабилитационного учреждения. Это нормальная реакция для людей в вашем положении. Но будьте бережны с тем хорошим, что здесь есть. Детектив Босх, кажется, у вас подходящий возраст, вы там были?
Босх кивнул, и Скейлз сказал:
– Тогда вы понимаете. – Он снова вернулся к составлению своего списка. Не поднимая головы, добавил: – Вы останетесь с нами на обед? Свежайшие в округе овощи на нашем столе.
Они отклонили предложение и попрощались после того, как Скейлз вручил Босху составленный им список с двадцатью четырьмя именами. Уже собираясь выходить, Босх, поколебавшись, спросил:
– Полковник, вы не против, если я задам вопрос? Какие еще транспортные средства есть у вас на ферме? Я видел пикап.
– Я не против, потому что нам нечего скрывать. У нас есть еще два пикапа вроде этого, два «джона диера» и обычная машина с полным приводом.
– Обычная с полным приводом – какая именно?
– Джип.
– А цвет?
– Белый. А что?
– Просто надеюсь что-нибудь раскопать. И я подозреваю, что у этого джипа на боку клеймо «Чарли компани», так же как и у пикапа?
– Верно. Все наши транспортные средства маркированы. Когда мы приезжаем в Вентуру, то не стыдимся своих успехов. Мы хотим, чтобы люди знали, откуда поступают овощи.
Босх не стал смотреть в бумагу до тех пор, пока не оказался в машине. Он никого не узнал в списке, но заметил, что Скейлз поставил буквы «ПС» после восьми из двадцати четырех имен.
– Что это означает? – спросила Уиш, тоже заглядывая в список.
– «Пурпурное сердце»,[36] – пояснил Босх. – Видимо, еще один способ сказать: будьте аккуратны.
– А что насчет джипа? – спросила она. – Он сказал, что он белый. У него сбоку клеймо.
– Вы же видели, каким грязным был пикап. Грязный белый джип вполне мог выглядеть бежевым. Если это тот самый.
– Мне он просто никак не представляется тем самым. Скейлз, он кажется таким правильным и искренним.
– Возможно, таков он и есть. Возможно, замешаны люди, которым он одолжил свой джип. Я не хотел давить на него в этом вопросе, пока мы не будем знать больше.
Он завел машину, и они покатили по посыпанной гравием подъездной дороге к воротам. Босх опустил стекло. Небо было цвета линялых джинсов, а воздух – чистым и прозрачным. Пахло свежим зеленым перцем. «Но это ненадолго, – подумал Босх. – Возвращаемся обратно в мерзость».
На обратном пути Босх съехал с шоссе Вентура и, взяв южнее, через каньон Малибу поехал к океану. Так будет длиннее, но свежий воздух тоже вызывает своего рода зависимость, и не хотелось с ним расставаться. Хотелось подышать им как можно дольше.
– Мне нужно увидеть список жертв, – сказал он после того, как они втянулись в извилистый каньон и взору открылась подернутая туманной дымкой поверхность океана. – Тот педофил, которого вы упомянули… Что-то в этой истории не дает мне покоя. Зачем им было красть у этого парня порнографические снимки?
– Гарри, послушайте, вы же не собираетесь предположить, что их цель состояла в этом? Что люди неделями рыли подкоп, взорвали пол в подвале под банком – и все для того, чтобы украсть фотоколлекцию детской порнографии?
– Конечно, нет. Но именно поэтому возникает такой вопрос. Зачем им было брать эту ерундовину?
– Ну, может, им так захотелось. Может, один из них был педофилом и ему она понравилась. Кто знает?
– Или, может, это являлось частью прикрытия. Обчистить каждый взломанный сейф, чтобы скрыть важный факт: то, за чем они охотились в действительности, находилось только в одном. Понимаете, взломать десятки сейфовых ячеек, чтобы смазать, затушевать истинную картину преступления. А при этом целью все время являлась одна-единственная ячейка. Тот же принцип, что и при краже в ломбарде: забрать кучу украшений для того, чтобы замаскировать кражу одного браслета. Однако в случае с банковским хранилищем охотились за чем-то таким, о пропаже чего впоследствии владелец так и не заявил. За чем-то особенным, о чем владелец не мог сказать, потому что это загнало бы его самого в некую ловушку. Как в случае с педофилом. Когда его барахло украли, о чем он мог заявить? Вот и грабители охотились за чем-то подобным, только куда более ценным. За чем-то таким, что делало для них взлом сейфового депозитария более привлекательным, чем ограбление основного хранилища. За чем-то таким, что вызвало необходимость убить Медоуза, когда тот, заложив браслет, поставил на карту безопасность всего предприятия.
Элинор безмолвно слушала. Босх повернул к ней голову, но за стеклами солнечных очков невозможно было прочитать выражение ее лица.
– Звучит так, будто вы опять толкуете о наркотиках, – проговорила она через некоторое время. – А ведь собака не обнаружила никаких наркотиков. И АКН не обнаружила никакой связи между наркотиками и людьми из списка клиентов банка.
– Может, наркотики, может, нет. Вот почему нам следует еще раз повнимательнее пройтись по клиентам депозитария. Я хочу сам взглянуть на этот список. Хочу посмотреть, не наведут ли меня эти имена на какую-то мысль. Причем начать с тех самых, которые уверяют, что у них ничего не пропало.
– Я добуду вам этот список. Все равно больше нам не за что ухватиться.
– Ну, нам надо еще пройтись по тому списку, который дал нам Скейлз, – заметил Босх. – Я вот думал о том, чтобы выудить оттуда каких-нибудь уголовников и показать Шарки.
– Пожалуй, стоит попробовать, вреда не будет. Больше для проформы.
– Не знаю. Мне кажется, мальчишка чего-то недоговаривает. Думаю, в ту ночь он мог разглядеть лицо.
– Я оставила Рурку памятку насчет гипноза. Он, должно быть, еще напустится на нас сегодня или завтра.
Они поехали вокруг бухты по шоссе Пасифик-коуст. Смог ветром отнесло в глубь материка, и воздух был достаточно прозрачен, чтобы можно было видеть за белыми барашками волн остров Каталину. Они остановились перекусить возле ресторана «У Алисы», и, поскольку было уже довольно поздно для ленча, здесь нашелся стол у окна. Уиш заказала чай со льдом, а Босх – пиво.
– В детстве я часто приходил к этому пирсу, – поведал ей Босх. – Нас привозили сюда целым автобусом. В те времена здесь был рыболовный магазин на конце причала. Я удил сериолу.
