– Какие-нибудь новости из управления есть?
– Пока никаких. Лично я ожидаю реакции Ирвинга.
– Реакции Ирвинга? Что вы имеете в виду?
– Ну, он ни слова не сказал репортеру о моей причастности к смерти Паундса. Так что в газеты это не попало. Но теперь его ход. Он или отдаст меня на растерзание ОВР – если ему удастся убедить руководство, что я несу персональную ответственность за смерть Паундса, – или вообще сделает вид, что ничего этого не было. Второй вариант представляется мне более предпочтительным.
– Это почему же?
– А потому, что чиновники из ПУЛА не имеют привычки выносить сор из конторы. Демонстрировать, так сказать, наше грязное белье. Понимаете, на что я намекаю? Дело это получило большую общественную огласку, и если они что-нибудь мне сделают, то это скорее всего выплывет наружу, в результате чего департамент будет выглядеть не лучшим образом. Ирвинг же считает себя хранителем имиджа управления, так что его желание расправиться со мной скорее всего будет принесено в жертву этой важнейшей для него задаче. Кроме того, он сможет таким образом держать меня на крючке. Вернее, считает, что сможет.
– Складывается такое впечатление, что вы насквозь видите и Ирвинга, и все руководство нашего управления.
– И какие у вас основания для подобного вывода?
– А вот какие: сегодня утром Ирвинг позвонил мне и потребовал ускорить написание позитивного рапорта относительно вашей персоны.
– Он так и сказал? Что ему нужен позитивный рапорт на мой счет, чтобы вернуть на прежнее место службы?
– Да, так и сказал. А вы сами-то что об этом думаете? Как по-вашему, вы к этому готовы?
Босх задумался, но ответить так и не смог.
– Он это раньше делал? Позволял себе давать вам указания о характере ваших рапортов? – спросил он.
– Нет. Он это сделал в первый раз, и меня это беспокоит, – ответила доктор Хинойос. – Если мне, начиная с этого дня, придется составлять рапорты в нужном ему ключе, то мои позиции как независимого психолога в этом учреждении будут подорваны. К тому же я не хотела бы, чтобы наши с вами сеансы были прерваны посередине.
– Ну а если бы он не дал вам указания насчет рапорта по моему поводу, каким был бы ваш ответ? Положительным или отрицательным?
Прежде чем ответить, она несколько секунд задумчиво постукивала по столу кончиком карандаша.
– Думаю, вы могли бы вернуться на прежнее место службы. Но не сегодня и не завтра. Прежде мы должны закончить программу.
– В таком случае отложите написание рапорта на некоторое время.
– Как, однако, изменились ваши взгляды! Всего неделю назад вы только и говорили что о скорейшем возвращении к работе.
– Как вы совершенно верно заметили, это было неделю назад.
Когда он говорил это, в его голосе слышалась неподдельная горечь.
– Прекратите заниматься самобичеванием, – строго сказала доктор Хинойос. – Прошлое подчас подобно дубинке, и чем чаще вы возвращаетесь к нему мыслями, укоряя себя, тем сильнее становятся травмы, которые вы себе наносите. На мой взгляд, вы явно с этим переборщили. Лично мне вы кажетесь очень хорошим и добрым человеком. Так что не позволяйте мрачным мыслям разрушать то лучшее, что в вас есть.
Босх кивнул в знак того, что понимает ее и принимает ее слова к сведению, но в следующий момент совершенно про них забыл.
– Последние два дня я много и напряженно размышлял.
– И о чем же?
– Обо всем на свете.
– Ну и как? Вы уже пришли к какому-то решению?
– Почти. Я собираюсь вытащить эту занозу. Другими словами, хочу уйти из управления.
Она сложила на столе руки и наклонилась к нему.
– О чем это вы толкуете, Гарри? Это совершенно на вас не похоже. Ваши работа и жизнь суть одно целое. Я лично считаю, что между ними должна существовать определенная дистанция, но полностью разделять их не следует. Кстати... – Она замолчала, словно ее вдруг посетила удачная мысль. – Уж не в этом ли заключается ваша идея расплаты за собственные грехи? Так, что ли, вы решили наказать себя за то, что случилось?
– Не знаю... Я думал... Короче говоря, должен же я как-то ответить за свои деяния. Ирвинг, насколько я понимаю, наказывать меня не собирается. Но я могу сделать это сам.
– Вы допускаете ошибку, Гарри. Серьезную ошибку. Вы собираетесь расплатиться за свои прегрешения, разрушив свою карьеру. То есть хотите оставить единственное дело, которое, по вашему же собственному утверждению, делаете хорошо. Вы что – и в самом деле собираетесь все бросить?
Он кивнул.
– Вы, может быть, уже и документы из управления забрали?
– Нет еще.