доме больше никого не оказалось. Схватил с кухонного стола ключи от наручников и свернул в заднюю комнату, где держали Элеонор. Она подняла голову, и Босх заметил, как изменилось ее лицо. Это выражение он запомнил навсегда, хотя не сумел бы его описать. В нем были страх, сознание, что все позади, и, наверное, благодарность. Вот так, подумал он, люди смотрят на героев. Босх бросился к ней и опустился на колени, чтобы освободить ее ноги.
– Ты в порядке, Элеонор?
– Да, да. Я в порядке. Я знала, Гарри. Знала, что ты придешь.
Босх снял с нее наручники, посмотрел в глаза, кивнул и обнял.
– Нам надо спешить.
Они вышли из дома. Сцена на улице не переменилась.
– Джерри, ты его берешь? – спросил Босх. – Нужно найти телефон и позвонить Фелтону.
– Беру…
– Нет! – воскликнула Элеонор. – Не звони.
– Почему? – удивился Босх. – Элеонор, эти типы захватили тебя, держали в качестве заложницы и, вероятно, вывезли бы завтра в пустыню и закопали там.
– Я не хочу никаких копов. Не желаю снова проходить через все это. Мечтаю, чтобы все кончилось.
– Эдгар, присмотришь за ним? – обратился он к напарнику.
– Конечно.
Босх взял Элеонор за руку и увлек в дом. В комнате, рядом с кухней, где их не могли услышать, он остановился.
– Элеонор, в чем дело?
– Ни в чем.
– Они тебя били?
– Нет, я…
– Изнасиловали? Скажи мне правду.
– Нет, Гарри, дело не в этом. Просто я хочу, чтобы все закончилось.
– Мы можем добраться до Маркса и его адвоката. И еще прихватим троих субъектов, что сейчас на крыльце. Маркс мне прямо заявил, что похитил тебя.
– Не обманывай себя, Гарри. Таким образом ты не сумеешь дотянуться до Маркса. Что он тебе сказал? И кто твой свидетель? Я? Бывшая осужденная? К тому же в прошлом агент ФБР? Представь, как бандитский адвокат повернет дело!
Босх понимал, что Элеонор права.
– Я не собираюсь опять окунаться в эту грязь. Достаточно хлебнула ее, когда меня вытащили из дома и приволокли в полицейское управление Метро. С меня довольно. Пошли отсюда.
– Ладно. Но ты не передумаешь, когда выберешься на волю?
– Уверена.
Босх вывел Элеонор на крыльцо.
– Вам сегодня везет, парни, – объявил он бандитам и повернулся к Эдгару: – Мы уходим. Объясню позднее.
Эдгар не возражал. Босх приблизился к братьям, сцепил их друг с другом наручниками, а свои снял. Помахал ключом перед носом меньшего из верзил и забросил в бассейн. Нашел у забора вдоль бассейна шест с привязанным сачком, выловил со дна пистолет, отдал Элеонор и вернулся к одетому во все черное Гусси. Эдгар по-прежнему стоял справа от него и прижимал к виску пистолет.
– Едва узнал тебя без смокинга. Передашь Джою Марксу то, что я тебе скажу?
– Да. Давай.
– Передай, чтобы катился к чертовой матери.
– Ему не понравится.
– Мне плевать. Пусть скажет спасибо, что я не послал ему привет в виде оставленных здесь трех покойников. – Босх повернулся к Элеонор: – Хочешь что-нибудь добавить?
Она покачала головой.
– Тогда мы уходим. Кстати, Гусси, у нас всего пара наручников, и это для тебя очень плохо.
– В доме есть веревка…
Босх ударил его в переносицу рукояткой пистолета, Гусси тяжело рухнул на колени и с глухим стуком ткнулся лицом в плитки пола на крыльце.
– Господи, Гарри! – Эдгар был поражен внезапным проявлением жестокости.
– Пошли! – бросил Босх.
У дома Элеонор он поставил машину вплотную ко входу и открыл багажник. Попросил Эдгара остаться на улице и следить, если кто-нибудь появится рядом, и обратился к Элеонор:
– Времени очень мало. Набей багажник чем хочешь. Но это все, что ты можешь взять.
Элеонор сознавала: жизнь в Лас-Вегасе для нее закончена. После того, что произошло, ей нельзя тут оставаться. Но насколько она винит в этом Босха? Ведь если бы ему не приспичило с ней повидаться, ее жизнь текла бы по-старому.
Все трое вышли из машины, и Босх последовал за Элеонор в дом. Она с удивлением уставилась на сломанную дверь, и он объяснил, что это его рук дело.
– Зачем?
– Ты не ответила на мое сообщение, и… в голову полезли дурацкие мысли.
Элеонор кивнула. Это она тоже поняла. И обвела взглядом свое жилье.
– Мне очень мало надо. Наверное, не заполнится весь багажник.
Она двинулась в спальню, достала из гардеробной старый чемодан и начала укладывать вещи.
Когда он был полон, Босх отнес его в машину и вернулся в дом. Элеонор наполнила коробку остатками одежды и личными вещами. Она положила туда альбом с фотографиями и забрала из ванной комнаты аптечку. В кухне она взяла штопор и кофейную кружку с изображением «Миража».
– Купила в тот вечер, когда выиграла там четыреста шестьдесят три доллара, – усмехнулась Элеонор. – Играла за дорогим столом. Не знаю, что мне стукнуло в голову, но я всех обставила. Хочу, чтобы сохранилась память. – Элеонор положила кружку поверх всего остального в коробку. – Ну, вот и все. Больше ничего не нажила.
Босх понес коробку в машину. Пришлось немного повозиться, чтобы пристроить ее в багажнике рядом с чемоданом. Он повернулся, собираясь крикнуть Элеонор, чтобы она поторопилась, но та уже стояла у машины с «Полуночниками» Эдуарда Хоппера. Картину она держала, словно щит.
– Влезет?
– Конечно.
Босх подъехал к «Миражу» и заметил, как нахмурился старший парковщик, узнав его автомобиль. Он показал ему значок и дал двадцать долларов.
– Полицейские дела. Я буду наверху двадцать или тридцать минут. Пусть машина стоит здесь. Когда мы выйдем, нам надо будет спешить.
Парковщик брезгливо посмотрел на двадцатку. Босх достал из кармана еще двадцать долларов.
– Достаточно?
– Да. Только оставьте ключи.
– Никаких ключей. Никто не должен прикасаться к автомобилю.
Чтобы добраться до чемодана и находящегося под ним набора для чистки оружия, пришлось вынимать из багажника картину. Босх уложил «Полуночников» на место и, отмахнувшись от услуг швейцара, шагнул в холл. Там он поставил чемодан на пол и сказал Эдгару:
– Спасибо, Джерри, ты настоящий друг. Сейчас Элеонор переоденется, и я отвезу ее в аэропорт. Вернусь, наверное, поздно. Давай договоримся встретиться здесь завтра в восемь утра. Потом отправимся в суд.
– Я не понадоблюсь тебе во время поездки в аэропорт?
– Нет, думаю, все обойдется. Маркс не предпримет новых попыток. А Гусси, если повезет, долго не очнется. Пойду зарегистрируюсь.
Он оставил Элеонор с напарником и приблизился к конторке. Час был поздний, и ждать не пришлось.
