Джулия резко поставила свой бокал на кофейный столик. Вино плеснулось через край. Она оставила это без внимания. Босх чувствовал, что разлада не избежать. Он все испортил.
— Послушай, знали только четверо...
— И одна из них я. Поэтому ты решил приехать и выяснить, не от меня ли пошла утечка.
Джулия ждала ответа. Наконец Босх молча кивнул.
— Так вот, не от меня. И думаю, теперь тебе следует уехать.
Босх поставил бокал и поднялся:
— Джулия, извини. Я все испортил. Думал, лучше всего, чтобы не осложнять наших отношений, будет... — Он беспомощно развел руками и направился к двери. — Вести себя как ни в чем не бывало, — продолжил он. — Я не хотел портить наши отношения. Но мне нужно было знать. Думаю, на моем месте ты повела бы себя так же.
Босх открыл дверь, оглянулся.
— Прости, Джулия. Спасибо за вино.
И повернулся, собираясь уходить.
— Гарри.
Босх повернулся к ней. Джулия подошла к нему и ухватила за отвороты куртки. Медленно притягивала его к себе, потом отталкивала, словно сотрясая в замедленном темпе задержанного. В задумчивости опустила взгляд ему на грудь и приняла решение.
Она перестала раскачивать его, но куртку не выпустила.
— Думаю, я совладаю с этим.
Джулия посмотрела ему в глаза и притянула к себе. Прильнула губами к его губам в долгом поцелуе, затем оттолкнула. Разжала руки.
— Надеюсь. Позвони завтра.
Босх кивнул и шагнул за дверь. Джулия закрыла ее.
Он спустился по ступеням крыльца к тротуару, идущему вдоль канала. Посмотрел на отражения в воде огней всех домов. Освещенный только луной арочный мост выгибался над каналом ярдах в двадцати, его отражение было превосходным. Босх повернулся и снова поднялся по ступеням. Заколебался у двери, и Джулия распахнула ее.
— Доски скрипят, помнишь?
Босх молчал, она ждала. Он не знал, как сказать то, что хотел. Наконец все-таки заговорил:
— Однажды в одном из туннелей, о которых мы говорили вчера ночью, я столкнулся с человеком. С вьетконговцем. В черной одежде, с вымазанным грязью лицом. Долю секунды мы глядели друг на друга, а потом, видимо, сработал инстинкт. Оба вскинули руки и выстрелили. Одновременно. А затем бросились в разные стороны. В перепуге, крича в темноте. — Босх умолк, вспоминая тот случай. — Но я все-таки думал, что он должен был попасть в меня. Почти в упор на таком расстоянии не промахнешься. И моя пуля застряла в стволе. Отдача была иной. Наверху я первым делом ощупал себя. Ни боли, ни крови. Разделся и осмотрел тело. Ничего. Он промахнулся. Этот вьетконговец стрелял в упор и промазал.
Джулия шагнула за порог и прислонилась к стене под фонарем над ступенями. Ничего не сказала, и Босх продолжал:
— В общем, я осмотрел свой револьвер сорок пятого калибра на застревание пули и понял, почему он не поразил меня. Пуля вьетконговца оказалась у меня в стволе. Вместе с моей. Мы стреляли друг в друга, и его пуля угодила прямо в мой ствол. Какова вероятность такого попадания? Одна тысячная процента? Одна миллионная?
Говоря, Босх держал руку как наведенный на Джулию пистолет, вытянув ее перед грудью. Тогда, в туннеле, пуля предназначалась ему прямо в сердце.
— Я просто хотел, чтобы ты знала — я сознаю, как мне повезло с тобой сегодня.
Босх кивнул, повернулся и спустился по ступенькам.
17
Расследование убийства представляет собой поиск с бесчисленными тупиками, препятствиями и громадными тратами сил и времени. Босх знал это с первых дней службы в полиции, но получил еще одно напоминание, когда подходил к своему столу в понедельник незадолго до полудня и обнаружил, что утреннее время и усилия скорее всего потрачены впустую, а его ждет новое препятствие.
Группа расследования убийств занимала дальний угол сыскного отдела. Состояла она из трех команд по три человека. У каждой команды был свой стол, состоящий из трех сдвинутых вместе письменных столов, два стояли друг против друга, третий вдоль стены. За столом Босха, на месте, пустовавшем после ухода Кизмин Райдер, сидела молодая женщина в деловом костюме. У нее были темные волосы и карие глаза. Острые, как буравчики, они неотрывно смотрели на Босха, пока он шел по комнате.
— Чем могу быть полезен? — спросил он, подойдя к столу.
— Гарри Босх?
— Да, это я.
— Детектив Кэрол Бредли, отдел собственной безопасности. Мне нужно получить от вас показания.
Босх оглянулся. В комнате было несколько человек, все делали вид, что заняты своим делом, но тайком наблюдали.
— Показания о чем?
— Ирвинг поручил нашему отделу установить, были ли сведения о судимости Николаса Трента разглашены службе новостей телевидения.
Босх стоял позади своего стула, положив на спинку руки.
— Думаю, можно с полной уверенностью предположить, что были, — промолвил он.
— В таком случае мне нужно выяснить, кто это сделал.
Босх усмехнулся:
— Я пытаюсь вести расследование, а все только и стараются...
— Послушайте, мне понятно, что вы считаете это ерундой. И я склонна думать, что это ерунда. Но у меня приказ. Давайте зайдем в одну из комнат для допросов и запишем на пленку ваши показания. Много времени это не займет. А потом можете вернуться к своему расследованию.
Босх поставил на стол портфель и раскрыл его. Достал оттуда магнитофон. Он помнил о нем все утро, развозя ордера на поиски документов по местным больницам.
— Кстати о пленке, почему бы вам сначала не зайти в одну из комнат и не прослушать эту? Магнитофон вчера вечером был у меня при себе. Моя непричастность к случившемуся быстро станет очевидна.
Бредли нерешительно взяла магнитофон, и Босх указал ей на проход, ведший к трем комнатам для допросов.
— Но мне все-таки понадобится...
— Ладно. Прослушайте эту пленку, потом поговорим.
— Нужно будет поговорить и с вашим напарником.
— Он должен быть с минуты на минуту.
Бредли с магнитофоном пошла по проходу. Босх наконец сел, не удостоив взглядом других детективов.
Хотя еще даже не наступил полдень, Босх чувствовал себя усталым. Он провел утро, ожидая судью, который подпишет ордера на поиски медицинских документов, потом ездил по всему городу, развозил их в юридические отделы девятнадцати больниц. Эдгар взял десять ордеров и поехал своим маршрутом. Поскольку путь у него был короче, он отправился в центр города найти судебное дело Николаса Трента и просмотреть адресники и реестры недвижимости на Уандерланд-авеню.
Босх увидел, что на столе лежит стопка извещений о телефонных звонках и последние записи поступивших в дежурную часть сведений. Первым делом он взялся за извещения. Девять из двенадцати звонков исходили от репортеров, все они наверняка хотели получить дополнительные сообщения к репортажу четвертого канала о Тренте накануне вечером, чтобы передать их в программе утренних новостей. Остальные были от адвоката Трента, Эдварда Мортона, он трижды звонил с восьми до половины десятого.
Босх не знал Мортона, но предположил, что он собирался выразить недовольство по поводу того, что сведения о судимости его клиента сообщены телевидению. Обычно Босх не спешил делать ответные звонки
