покрутил книжку раз, другой, дернул ее посильнее и услышал, как порвалась подкладка. Я улыбнулся, чтобы скрыть смущение, а Тейлор деликатно отвернулся к телевизионным экранам.
Больше всего из прежней жизни я жалею о таких мелочах. Двадцать лет я носил в кармане маленькую записную книжку в переплете. Книжки и блокноты на спиральках нам держать не позволяли: опытный адвокат подследственного всегда мог обвинить тебя в том, что ты выдрал листки с заметками, оправдывающими его клиента. Отсюда – записная книжка в переплете, которая к тому же не рвала подкладку пиджака.
– Хорошо, что вы позвонили и пришли, – промолвил Тейлор. – То, что случилось с Анджи, ужасно. Я до сих пор переживаю. Славная была девчушка, правда. Дело давнее, сложное, полиция, видимо, его забросила – так я думал.
Я молча кивал. Мне пришлось выбирать выражения, когда я договаривался с секретаршей о приходе. Нет, я не солгал ни единым словом, но меня можно было упрекнуть в том, что из-за моих туманных высказываний у нее сложилось обо мне неверное представление. Я должен быть предельно осторожным. Скажи, что я бывший полицейский, а теперь частный сыщик, надумавший по собственной инициативе ворошить старое, нераскрытое преступление, меня бы на пушечный выстрел не подпустили к рекордсмену по кассовым сборам.
– Мм… чтобы не было никаких недоразумений… – протянул я. – Не знаю, что вам сказала ваша секретарша, но я не из полиции. Больше не служу там.
На мгновение Тейлор остановился и снова начал крутить педали. С его покрасневшего лица катился пот. Он протянул руку к кармашку сбоку клавиатуры, достал из него очки и карточку с фирменным знаком его компании – квадрат с кольчатым плетением внутри. На карточке, как я успел разглядеть, было несколько написанных от руки строчек. Тейлор нацепил очки, прищурился и проговорил:
– Вот что у меня тут написано: «В 10 утра – детектив Гарри Босх, сотрудник ПУЛА». ПУЛА, как я понимаю, означает полицейское управление Лос-Анджелеса. Это написала моя Одри, добросовестный и аккуратный работник. Она у меня восемнадцать лет трудится – с тех пор, когда я начал делать в Долине всякую чепуху для телевидения.
– Можно было бы сообщить, что я долгое время был детективом. В прошлом году ушел из ПУЛА. Вероятно, я неясно выразился и ваша Одри не поняла меня. Не вините ее.
– Я ее не виню, – отозвался Тейлор, глядя на меня поверх очков. – Так что же вам от меня нужно, детектив… или, лучше сказать, мистер Босх? Мне еще две с половиной мили ехать.
Справа от Тейлора стоял тренажер для брюшного пресса. Я присел на него, ничего не зацепив, достал из нагрудного кармана рубашки авторучку и приготовился записывать.
– Не знаю, помните ли вы меня, мистер Тейлор. Мы с вами встречались четыре года назад, когда убили Анджеллу Бентон. Ее нашли мертвой в подъезде дома, где она жила. Дело тогда поручили мне. Я приехал к вам, и мы беседовали в вашем служебном кабинете. Со мной еще была моя коллега Киз Райдер.
– А-а, помню, помню. Молодая чернокожая женщина. Она говорила, что знает Анджи. Кажется, занимались в одном тренажерном зале. Вы мне тогда оба понравились, сумели внушить доверие. Но потом куда-то пропали, и я ничего о вас не знал…
– Мы с Киз Райдер работали в голливудском отделе ПУЛА. Потом через несколько дней произошел тот большой налет с перестрелкой, и дело Анджеллы Бентон передали в отдел по раскрытию грабежей с убийством, сокращенно ОГУ.
С велосипеда раздался негромкий звонок, и я подумал, что он, видимо, отмерил первую милю.
– Помню тех мужиков, которые вас сменили, – язвительно продолжил Тейлор. – Не понравились они мне. Два сапога пара. Не внушали доверия. Один набивался в консультанты, вместо того чтобы искать убийцу Анджи. Как они, еще служат?
– Одного прикончили, другой на пенсии.
Я знал Дорси и Кросса. Что бы ни говорил Тейлор, они были хорошие сыщики. Середнячков и сачков в ОГУ не берут. Но я предпочел не сообщать хозяину, что Джек Дорси и Лоутон Кросс стали известны всему лос-анджелесскому сыску благодаря жуткому невезению. Через несколько месяцев после гибели Анджеллы Бентон они проводили расследование, зашли в голливудскую забегаловку перекусить и промочить горло. Заняли отдельную кабинку со своими сандвичами и виски, и тут в кафе ворвался вооруженный грабитель. Очевидцы рассказывали, что Дорси, сидевший лицом к двери, схватился за пистолет, но налетчик всадил в него пулю до того, как он успел спустить предохранитель. Еще не грохнувшись на пол, Дорси был уже мертв. Затем грабитель выстрелил Кроссу в голову, вторая пуля прошила бедняге шею и застряла в спине. Последним застрелили в упор бармена.
– Что произошло потом? – Вопрос сугубо риторический, и в голосе Тейлора не звучало сожаления по поводу несчастья, постигшего обоих полицейских.
– Ничего. Об убийстве Анджеллы Бентон просто забыли. Дело покрылось пылью, как и дрянной костюм, который висел у вас в шкафу, пока вы не решили приехать ко мне.
Мне пришлось проглотить обиду. Я даже кивнул как бы в знак согласия. Не знаю, что огорчало и раздражало его больше всего: нераскрытое убийство Анджеллы Бентон или то, что случилось после него, – ограбление, еще одно убийство и прекращение съемок фильма.
– Те двое целых шесть месяцев пытались найти убийцу Анджеллы Бентон, – произнес я. – Но вскоре произошло несколько преступлений. Навалились новые дела, мистер Тейлор, не то что в ваших картинах. У нас всегда хватает дел.
– Дел всегда хватает, – усмехнулся Тейлор. – Слышали мы эту отговорку. Ссылки на перегрузку не новость. Убита молодая женщина? Похищена крупная сумма денег? Что делать, у нас новые дела.
Я ждал, когда Тейлор выговорится.
– Проходит четыре года, и вот являетесь вы. Чего вы добиваетесь, Босх? Или попросили близких Анджи нанять вас?
– Нет. Ее родители в Огайо. Я ни с кем не связывался…
– Ну и что?
– Меня мучает нераскрытое преступление. Оно не дает мне покоя. По-моему, этому делу… как бы
