считает, что ты, возможно, и есть связующее звено в цепи всех этих событий. А если так, твоя отправка в Нью-Йорк ничего не дает. Твой знакомый из ФБР Вулрич, похоже, такого же мнения. Но голоса за то, чтобы тебя услать отсюда, оказались громче.
Он сделал еще одну затяжку.
– Ты мне напоминаешь попавшую в волосы жвачку: чем настойчивее от тебя стараются избавиться, тем крепче ты увязаешь в деле, – продолжал Дюпре. – Возможно, нам удастся на этом сыграть. Оставляя тебя здесь, я рискую заработать кучу неприятностей на свою голову, но Морфи рассказал мне о твоих представлениях об этом типе, о том, что он, по-твоему, держит нас под наблюдением и играет нами. А теперь решай: или ты рассказываешь мне что думаешь обо всем этом, или едешь коротать ночь в аэропорту.
Я перевел взгляд на босые ноги девушки в железной цистерне. Окруженные странным желтоватым налетом, они походили на куколки насекомых, лежащие в луже зловонной грязи и воды на этой кишащей крысами полоске берега одной из рек Луизианы. Прибыл медэксперт со своей командой. Они привезли мешок, чтобы упаковать тело, и носилки. Расстелив пленку, они осторожно переместили на нее бочку. Один из санитаров придерживал ноги девушки. Затем они начали осторожно высвобождать тело из цистерны. Медэксперт помогал его продвижению, погрузив руки внутрь бочки.
– Все наши действия до сих пор задуманы этим человеком, – начал я. – Агуилларды что-то узнали и были убиты. Что-то увидел Ремарр, и он отправился на тот свет. Морфи постарался мне помочь – теперь лишили жизни и его. Убийца исключает варианты, вынуждая нас следовать составленной им схеме. Сейчас кто-то раскрыл газетчикам некоторые детали расследования. Очень возможно, что этот человек, вольно или невольно, стал источником информации и для убийцы.
Дюпре переглянулся с Туисаном.
– Мы рассматривали такую возможность, – признался Дюпре. – Слишком много разного сброда крутится вокруг да около. Где уж тут долго сохранять что-то в тайне.
– И плюс ко всему, – продолжал я, – федералы о чем-то недоговаривают. Вы считаете, Вулрич рассказал вам все, что знает?
– Я знаю об этом Байроне столько же, сколько о его однофамильце поэте, – едва удержался от смеха Дюпре, – и то благодаря добрым людям.
Изнутри бочки донесся скрежещущий звук: кость задела металл. Руки в перчатках, заботливо поддерживая, извлекли из заточения нагое, утратившее цвет тело девушки.
– Сколько времени мы можем молчать о находке? – поинтересовался я у Дюпре.
– Не так уж долго. Придется сообщить федералам, пресса быстро об этом пронюхает... – он беспомощно развел руками. – Но если ты предлагаешь мне не связываться пока с федералами... – по его лицу я видел, что сам он давно склонился к этому варианту. Чем еще, как не стремлением сузить круг посвященных, можно было объяснить тот факт, что медэксперт обследовал тело практически сразу после обнаружения и что к месту находки было вызвано так мало полицейских?
Я решил подтолкнуть его пойти еще дальше.
– Я предлагаю вам не сообщать о находке вообще никому. Иначе убийца всполошится и снова перекроет нам путь. Если обстоятельства вынудят вас говорить, постарайтесь немного изменить картину. Не упоминайте о бочке, укажите другие координаты места, где найдено тело, подчеркните, что не верите в связь этой находки с каким-либо иным расследованием. Старайтесь молчать, пока девушка не будет опознана.
– Если нам вообще удастся установить, кто она, – печально вставил Туисан.
– Что-то ты раньше времени плачешься, – резко бросил Дюпре.
– Извините, – откликнулся Туисан.
– А он прав, – заметил я. – Действительно, мы можем и не узнать, кто она такая. Нам придется положиться на удачу.
– Если в нашей картотеке ничего не отыщется, мы должны будем использовать фонды федералов.
– Когда подойдем к этому мосту, сожжем и его, – откликнулся я. – Ну как, на что можно рассчитывать?
Дюпре растер ботинком окурок, потом сунул его в пепельницу своей машины.
– Сутки – максимум, – заключил он. – После этого нам грозит обвинение в некомпетентности или умышленной задержке следствия. Не знаю, что мы сможем за этот срок сделать, хотя... – он посмотрел на Туисана, затем на меня, – может быть, до этого не дойдет.
– Вы мне сами расскажете, что вам известно, или мне нужно угадать? – спросил я.
Ответил мне Туисан:
– Федералы считают, что нашли Байрона. Завтра утром они собираются его взять.
– В таком случае наша находка – это резерв, – объяснил Дюпре. – Она джокер, запасной козырь в нашей колоде.
Но я уже не слушал его, думая о своем. Они подбираются к Байрону, и без меня. Если я попытаюсь присоединиться, меня либо выставят отсюда, задействовав полштата полиции, либо, того хуже, посадят под замок.
Самым слабым звеном в нашем плане была бригада рабочих. Их отвели в сторону, напоили кофе, и мы с Дюпре, насколько могли откровенно, объяснили им ситуацию. Мы сказали, что, если они не смогут одни сутки подержать язык за зубами, убийца, возможно, сможет скрыться и снова начнет убивать. Сказанное нами было правдой, по крайней мере, частично. Нас не брали на охоту за Байроном, но мы продолжали расследование, насколько это было в наших силах.
Команда состояла из местных жителей, честных тружеников, многие имели семьи и детей. Все согласились молчать, пока не получат от нас известий, что могут обо всем рассказать. Они были настроены держать слово, но я знал, что некоторые не удержатся и поделятся секретом с женами или подругами, а те понесут новость дальше. Как говаривал мой первый сержант: «Если парень говорит, что все рассказывает
