мягкий шелест снежных хлопьев, пристававших к стеклу. Бок горел огнем, и не раз за время пути я закрывал глаза и словно бы выпадал куда-то на пару секунд. Вскоре я заметил, что Луис бросает внимательные взгляды в мою сторону, глядя в зеркало заднего вида. В ответ я каждый раз слегка поднимал руку, чтобы дать ему понять: со мной все в порядке. Жест выглядел бы более убедительным, если бы рука не была измазана в крови.
Когда мы подкатили к парковке полицейского управления, там стояли две патрульные машины и оранжевый фургон, который выглядел так, что сразу становилось понятно: понадобится чудо, чтобы завести его. Рядом были припаркованы еще два автомобиля, которые, судя по всему, не заводили достаточно давно: снег полностью скрыл их контуры, как и силуэт арендованной в Бангоре «тойоты». Никаких признаков Тони Сэлли или его людей поблизости не отмечалось.
Мы зашли через центральный вход. Ресслер стоял за столом, рассматривая рычаг на своем телефоне. Через его плечо заглядывал второй патрульный, которого я не узнал, — тоже, наверно, внештатник. Дженнингс находился у камер. На стуле у стола сидел Уолтер Коул. Мой вид его явно ошарашил. Да и самому мне собственная внешность сейчас не нравилась.
— Какого черта вам здесь нужно? — рявкнул Дженнингс так громко, что Ресслер выпрямился и бросил подозрительный взгляд сначала на Эйнджела с Луисом, потом на меня. Ему явно не пришелся по душе вид наших пистолетов, и его рука потянулась к кобуре на поясе. Глаза же несколько округлились при взгляде на кровь у меня на лице и на одежде.
— Что с телефонами? — вместо ответа спросил я.
— Не работают, — после заминки ответил Рэнд. — Связь прервана. Наверное, из-за погоды.
Я прошел мимо него к камерам. Одна была пуста, а в другой, обхватив голову ладонями, сидел Билли Перде. Его одежду, ботинки — все покрывали грязные пятна. Билли бросал по сторонам отчаянные взгляды загнанного зверя, оказавшегося в западне. Он что-то напевал себе под нос, словно ребенок, который пытается отгородиться от внешнего мира. Я не стал спрашивать у Дженнингса разрешения, чтобы поговорить с парнем. Мне срочно нужны были ответы на наболевшие вопросы, и единственным, кто мог их дать, был Билли Перде.
— Билли! — окликнул я его.
— Я в пролете, да? — он взглянул на меня, произнеся это полувопросительным-утвердительным тоном, после чего продолжил напевать свою песенку.
— Я не знаю, Билли. Мне нужно, чтобы ты рассказал мне, как выглядел тот мужчина, которого ты видел у дома Риты, тот старик. Опиши его.
Сзади раздался возмущенный голос Дженнингса:
— Паркер, проваливай оттуда! Отойди от заключенного!
Я проигнорировал его окрики и снова обратился к Билли:
— Ты меня слушаешь, Билли?
Он раскачивался вперед-назад, обхватив себя руками за плечи и постоянно тихо напевая.
— Да, я слушаю, — его лицо сморщилось от напряжения. — Это трудно. Я почти его не видел. Он... Он старый.
— Постарайся еще, Билли. Он низкий? Высокий?
Бормотание возобновилось. Потом прекратилось:
— Высокий. Может быть, как я.
— Худой? Коренастый?
— Худой, но жилистый, понимаешь?
Заинтересовавшись наконец-то, Билли встал. Попытался мысленно еще раз представить себе фигуру того, кого он видел.
— Какие у него были волосы?
— Вот дерьмо! Не знаю, какие волосы...
Он опять принялся напевать песенку. Однако теперь произносил слова довольно внятно, хотя и явно что-то пропуская, словно не полностью помнил все строчки:
— Приходите все вы, прекрасные и нежные дамы. Будьте поосторожнее, кокетничая с парнем...
Я, наконец, вспомнил песню. Это была «Fair and Tender Ladies» — ее в свое время исполняли Джин Кларк и Карла Олсон. Сама же песня была еще старше. И тогда пришло окончательное понимание того, где я раньше слышал ее: Мид Пайн напевал эту песню, когда шел к своему дому.
— Билли, — спросил я, — ты был дома у Мида Пайна?
— Я не знаю никакого Мида Пайна, — он покачал головой.
Я крепко сжал прутья решетки:
— Билли, это очень важно! Я знаю, что ты направлялся к Миду. Ты не сделаешь ему ничего плохого, если подтвердишь это.
Билли поднял взгляд на меня и вздохнул:
— Я туда не добрался. Они схватили меня, как только я появился в городе.
Мне приходилось говорить мягко и отчетливо, чтобы скрыть возраставшее напряжение, могущее проявиться в голосе.
— Тогда где ты слышал эту песню, Билли?
— Какую?
— Ту, что ты напеваешь. Про прекрасных дам.
— Я не помню, — он посмотрел в сторону.
И стало понятно, что Билли на самом деле все помнит.
— Постарайся!
Он провел рукой по волосам, стиснул пальцы, соединив их в «замок», как бы в опасении, что не отвечает за свои руки, если не найдет, чем занять их. И стал снова раскачиваться вперед-назад.
— Ее тот старик напевал, которого я видел у дома Риты. Наверное, это его песенка. Я не могу выбросить эту проклятую штуку из головы. — Билли заплакал.
Я почувствовал, как мое горло вдруг резко пересохло.
— Билли, как выглядел Мид Пайн?
— Что? — у парня был вид человека, окончательно сбитого с толку.
Дженнингс опять выкрикнул:
— Я тебя в последний раз предупреждаю! Проваливай оттуда! Оставь в покое подозреваемого!
Послышались его тяжелые шаги, приближавшиеся ко мне.
— Да он есть вот там, на фотографии, — привстав, Билли указал на фотографию в рамке, висевшую на стене напротив первого от входа стола.
На фото трое мужчин стояли тесно один возле другого. Похожая фотография висела в ресторанчике, где мы обедали, только там мужчин было двое, а не трое. Я подошел поближе, оттолкнув локтем Рэнда с дороги... Посередине расположился моряк в форме американского военного флота, правой рукой он обнимал Рэнда Дженнингса, левой — пожилого мужчину, который с гордостью улыбался в объектив. На медной пластинке под фотографией можно было прочитать: «Полицейский Дэниэл Пайн. 1967 — 1991».
...Рэнд Дженнингс. Дэниэл Пайн. Мид Пайн. Вот только пожилой мужчина на фото был небольшого роста, футов пять-шесть, сутулый с мягким выражением глаз. Выделялась корона седых волос вокруг лысины с характерными пигментными пятнами. Его лицо покрывали сотни мелких морщинок.
В общем, это был совсем не тот человек, которого я встретил в доме Пайна. И тогда у меня в голове разрозненные сведения пришли в движение и стали складываться в цельную картину. Эльза Шнайдер видела кого-то взбирающимся по водосточной трубе. Старик не мог забраться по трубе, но молодой человек вполне способен. Еще я вспомнил, что сказала Рейчел о Джуди Манди: мол, ее могли использовать для продолжения породы, как селекционный материал, как кормилицу мальчика.
Невольно вспомнился и Соул Мэнн. Вот его руки быстро движутся, колдуя над картами или другими предметами, прячут даму в колоде или вытаскивают горошину из-под банки, чтобы забрать пять баксов у проигравшего. Соул никогда никого не принуждал играть, не подталкивал, не заставлял приходить к нему. Потому что он знал...
Калеб знал: Билли обязательно придет к Миду Пайну. Может, он выпытал это имя у Шерри Ленсинг, прежде чем прикончил ее. Или оно всплыло во время расследования Виллефорда. Так или иначе, но он его
