Белая дорога

бабушка Люси, хотя ей нет еще и пятидесяти и она все еще красива, с молодыми глазами и кожей, почти не отмеченной морщинами. В ногах у нее сидит мальчик лет семи-восьми, рослый не по годам. По радио передают «Блюз плачущей ивы».

На женщине лишь ночная сорочка и шаль, ноги босы. Но она встает, выходит из дому и спускается по ступенькам осторожными, размеренными шагами. Рядом с ней идет мальчонка, ее внук.

— Бабушка, что случилось?

Но она не отвечает. Это потом она расскажет своему маленькому Луису о множестве миров, о местах, где грань, разделяющая живых и умерших, так тонка, что они могут видеть, прикасаться, чувствовать друг друга. Она расскажет ему о дневных и ночных странниках, о тех заветах, которые ушедшие из жизни оставляют наследникам и которые не дают тем покоя.

А еще она расскажет о Дороге, по которой мы все идем, это наша общая дорога — для живых и умерших.

Но пока она только плотнее запахивает шаль на груди и продолжает идти к краю леса, где останавливается и ждет в безлунной ночи. Среди деревьев виднеется свет, будто с небес спустился метеорит, он все ближе и ближе к земле, вспыхивая и угасая, разгораясь и затухая. Жара не чувствуется, но в сердцевине света что-то полыхает.

И, когда мальчуган заглядывает в ее глаза, он видит в них горящего человека.

* * *

— Ты вспомнил Эррола Рича? — спросил Луис.

Ответа не последовало, но по лицу Клайда Бенсона прошла судорога.

— Я еще раз спрашиваю: Эррола Рича вспомнил?

— Да мы понятия не имеем, о чем ты говоришь, парень, — произнес Хоаг. — Ты не туда попал.

Мелькнул пистолет, глухо пролаял, и из отверстия с левой стороны груди Уилларда Хоага брызнула струйка крови. Он отпрянул назад, свалил табуретку и грузно повалился на спину. Его левая рука еще пыталась что-то нащупать на полу рядом с собой, но он почти сразу затих.

Клайд Бенсон заплакал, а потом все завертелось.

Малыш Том нырнул под стойку бара, стараясь нащупать под раковиной обрез. Клайд бросил табуретом в Эйнджела, метнулся к двери. Ему удалось добраться до мужского туалета, и в этот момент в его рубашке появились две дырочки. Спотыкаясь, он вывалился в заднюю дверь и исчез в темноте. Эйнджел, стрелявший в него, бросился за Бенсоном.

Сверчки вдруг умолкли, и в наступившей тишине появилось странное предчувствие спокойствия, как будто окружающий мир приготовился к неминуемому, к тому, что должно произойти в баре. Безоружный и истекающий кровью Бенсон почти добрался до края парковки, когда стрелок настиг его. Земля ушла у него из-под ног от неожиданного удара, и Клайд рухнул в грязь. Кровь обильно орошала землю вокруг него. Он пополз к высокой траве, словно надеясь найти в ней защиту. Удар ботинком в грудь перевернул Бенсона на спину, волна ослепляющей боли накрыла его, Клайд непроизвольно зажмурился. Когда он снова открыл глаза, над ним стоял мужчина. Его пистолет был нацелен в голову Бенсона.

— Не делай этого, — взмолился он, — пожалуйста.

Выражение лица человека в гавайской рубашке не изменилось.

— Пожалуйста, — канючил Бенсон, всхлипывая. — Я раскаялся в своих грехах. Я пришел к Христу.

Палец на крючке напрягся, и стрелок произнес:

— В таком случае тебе не о чем беспокоиться.

* * *

В темноте ее зрачков пылал человек, пламя плясало на нем, покрывая с головы до ног, оно пожирало его лицо, глаза, рот. Не было ни кожи, ни волос, ни одежды. Было только пламя в виде человека, и была боль в виде пламени.

— Бедный ты, бедный мой, — прошептала женщина.

Из глубины колодцев ее глаз выступили слезы и потекли по щекам. Пламя взметнулось и стало затихать. Рот горящего человека открывается, из безгубой ямы вырываются слова, которые расслышала только эта женщина. Пламя замирает, из белого становится желтым, от него остается только силуэт, черное на черном, а потом не остается ничего — только деревья и слезы, да ощущение руки женщины на руке мальчика:

— Пойдем, Луис, — говорит она и ведет внука назад, домой.

Горящий человек мертв.

* * *

Малыш Том поднялся с обрезом и обнаружил пустую комнату и мертвого мужчину на полу. Он проглотил слюну, переместился налево, до конца прилавка. Он сделал шага три, когда на уровне его бедра дерево разлетелось на щепки и в его тело вонзились пули, прошив правое бедро и левую голень. Малыш Том рухнул и завопил, когда простреленные ноги ударились о пол, но все же ему удалось выпустить оба заряда. Они разнесли в щепки деревянную стойку и обрушили град битого стекла. Малыш Том чувствовал запах крови, пороха, пролившегося виски. В ушах у него звенело, из всего грохота остался звук растекающейся жидкости и рухнувшего дерева.

А еще звук шагов.

Он посмотрел налево и увидел возвышающегося над ним Луиса. Ствол «СИГа» был направлен ему в грудь. Хозяин бара сглотнул остатки слюны. Кровь фонтаном била из бедренной артерии. Он пытался остановить струю рукой, но кровь растекалась меж пальцами.

— Ты кто? — прохрипел Малыш Том. Снаружи донесся звук двух выстрелов: в уличной грязи умер Клайд Бенсон.

— В последний раз спрашиваю: человека по имени Эррол Рич помнишь?

Малыш Том затряс головой и заскулил:

— Черт побери, да не знаю я его.

— А следовало бы знать: ты его сжег.

Луис приставил дуло пистолета к носу хозяина бара. Малыш Том поднял правую руку, закрывая лицо.

— Я помню! Помню! Я был там, но я не сделал ему ничего плохого.

— Лжешь! Не лги мне, скажи правду. Говорят, признание облегчает душу.

Луис опустил «СИГ» и выстрелил. Верхняя часть ступни Тома исчезла, став кровавым месивом. Он просто захрюкал от боли и ужаса, когда пистолет нацелился на его левую ступню, и слова посыпались из его нутра, как поток рвотных масс:

— Не надо, пожалуйста. Господи, как же больно! Ты прав, это мы сделали. Я раскаиваюсь в том, что мы сотворили. Мы тогда были молодые, ничего не понимали. Это было ужасно, сейчас я понимаю.

Его глаза умоляли саму Немезиду в лице высокого мускулистого чернокожего, который тридцать пять лет ждал этого часа. Все лицо Малыша Тома покрылось потом.

— Ты думаешь, был хоть день, когда бы я не думал об этом, о том, что мы сделали? Ты думаешь, был такой день, когда эта вина не давила бы меня?

— Нет, не думаю, — просто сказал Луис.

— Я найду способ расплатиться за то, что сделал, пожалуйста, — рука поднялась в умоляющем жесте.

— Я знаю способ, как ты можешь рассчитаться.

И после этого Малыш Том Радж перестал жить.

В машине они разобрали оружие, протерли каждую деталь чистой ветошью. Проезжая мимо полей и ручьев, они молча выбрасывали детали пистолетов. Заговорили, лишь отъехав на довольно значительное расстояние от бара.

— Как ты себя чувствуешь? — поинтересовался Луис.

— Никак, — ответил Эйнджел, — только спина болит.

— Как насчет Бенсона?