– Может быть, полезнее огорчить Тихона Тарасовича? – сказал Юрий.
Савва покосился на пробитые плиты, пробурчал хмуро:
– Правильно, нечем пока радовать, Тихон Тарасович.
– Не прибедняйся, покажи вашего красавца-богатыря! – бодро сказал Солнцев, щурясь на мартеновские трубы, над которыми, как бы затухая, подымался дымок.
– Правда, плохо мы работаем, Тихон Тарасович, говоря в порядке самокритики, плохо! – сказал Иванов, оттесняя главного инженера. – Все еще раскачиваемся…
– Рановато тебе, Толя, судить о работе завода, – сказал Солнцев.
Он с любопытством наблюдал, как машинист подъемного крана брал магнитом чугунные слитки с платформы и грузил на вагонетки.
– Может быть, пройдем в кузнечный цех? – спросил инженер.
Савва встретился с ним глазами и в одну секунду, как в зеркале, увидел себя в этом взгляде: главный инженер также норовил скрыть прореху. И Савве стало стыдно и гадко за свое малодушие.
– Да вот с этих разнесчастных плит и начнем знакомство с заводом! – сказал он с какой-то странной решимостью, будто признавался в постыдной, измучившей его тайне, от которой нужно было сейчас же избавиться.
– А что это такое? – спросил Солнцев, удивленный не плитами, на которые он не обратил внимания, а тоном директора.
Савва объяснил: пробоины в плитах, наверное, потому, что недоложили никеля или хрома или остудили сталь на сквозняке, не вовремя спрятав ее в томильные колодцы.
– Все это оттого, Савва Степанович, что не хватает закалки… тебе и Юрию, – сказал Солнцев.
Он нахмурился, пнул ботинком плиту и спросил строго:
– Чья работа?
Молодой статный артиллерийский лейтенант решил, что спрашивают его.
– Товарищ Солнцев, это я сам всадил в нее два снаряда! – радостно отрапортовал он.
Юрий дружески взглянул на простого, милого своей непосредственностью артиллериста и, желая вывести его из неловкого положения, кивнул:
– Хорошо проверяешь стиль нашей работы! Но беда невелика, научимся и броневую сталь варить.
Солнцев хранил спокойное, мудрое молчание.
– Ну, хорошо, хорошо. Пойдемте все-таки к рабочему классу. Плиты плитами, а людей забывать нельзя, – сказал он назидательно.
Открылась длинная улица огнедышащих, гудящих печей под высоким железным перекрытием. В конце этой улицы полыхало огромное зарево, грозный и тяжелый доносился оттуда шум: сливали в ковш готовую сталь. Над головой ползали по блокам загрузочные машины, к печам подбегали худощавые проворные люди, кидали в отверстия насадочные материалы.
Сталевары у седьмой печи так были увлечены работой, что не замечали гостей. Пламя вырывалось из- под заслонок, отсветы его плясали по железной площадке, окрашивая потные лица в яркий оранжевый цвет. Шум огня, грохот машин, запах газов, плотный голубоватый смрад, рассекаемый тугим ветром мощных вентиляторов, потные, размеренно-проворно снующие люди – все это и создавало ту особенную атмосферу горячих цехов, которая действует даже на привычных людей необыкновенно сильно, вызывая чувство преклонения перед теми, кто распоряжается этим морем огня и кипящего металла.
– Варку ведет сам обер-мастер Денис Степанович, – подчеркнуто сказал инженер. – А вон тот, верткий, – узнаете, Тихон Тарасович, своего Рэма?
– Хорошо, хорошо, – перебил его Солнцев. Вытирая платком обильно вспотевший лоб, он с немым восхищением любовался работой сталеваров. «Я бы не выдержал. – Эта мысль приходила в голову всякий раз, когда он бывал у сталеваров. – Да, это народ особенный. И так каждый день».
Денис спокойно подходил к печам, заглядывал в смотровые щели, отдавал приказания, проверял кучки металла, извести, лежавшие на полу, посматривал на щит контрольно-измерительных приборов. Пальцы его мяли вязкую глину, вылепливали черта. Роба на прямой широкой спине потемнела от пота.
Денис приклеил рога чертенку, поднял руку и два раза взмахнул ею. Машинист завалочной машины подцепил железным хоботом мульду с шихтой, пронес над площадкой и, просунув в печь, опрокинул. Подручный Макар Ясаков, заметив директора с гостем, толкнул локтем в бок Дениса. Тот снял войлочную шляпу вместе с сипим щитком, пристально посмотрел на Солнцева.
– Саня, сбавь газ! – крикнул он сыну и не спеша подошел к Солнцеву, вытирая паклей руки.
Солнцев, улыбаясь, широко и несколько театрально занес раскрытую ладонь, чтобы пожать руку Дениса, но обер-мастер спрятал измазанную мазутом руку. Солнцев сдавил его локоть, а Денис на секунду прижал его руку к своему боку.
– Ну, как живем-дышим, батя? – пересиливая рев печей, кричал Солнцев своим простецким и хрипловатым, как у погонщика быков, голосом.
Денису эта простота казалась показной.
– Жить-то живем, хлеб жуем, да вот с броней не получается. Видали, чай, наши плиточки, – говорил Денис сердито, и выпуклые глаза его смотрели на Солнцева жестко.
Он ждал, что секретарь горкома станет требовательно спрашивать, почему не получается броневая сталь, кто и что мешает работе. Вникнет в дело, поругает и поможет. Так поступил однажды Серго Орджоникидзе: он воспользовался знаниями мастеров, разобрался во взаимосвязях цехов, кооперированных предприятий. Серго огорчался, возмущался, бранился, радовался – кипел и горел. На активе такие припарки прикладывал многим, что три пота сошло. С таким приятно было выпить на прощание, потому что веселее
