Ближнем Востоке.
Вечерний банкет, организованный для того, чтобы помочь процессу переговоров, не удался.
Старого посла необходимо менять. Причем немедленно. Очевидно, вино было плохо подобрано, во всяком случае, американские гости к нему не притронулись. То же касалось и закуски. Абдулла даже слышал, как один гость заметил другому: «Перемасленный рис и жесткая баранина и сами по себе не больно хороши, но к концу всех речей они стали к тому же и совершенно холодными».
Три американки, приглашенные на прием, явно чувствовали себя неуютно: мужчины Сидона до сих пор слабо представляли себе, как следует вести себя с дамами. В атмосфере вечера не ощущалось ни веселья истинно мужской компании, ни изящного гостеприимства званого вечера. Абдулла решил, что у следующего его посла в Вашингтоне должна обязательно быть интеллигентная, приветливая жена, которая сможет должным образом организовать светскую и культурную жизнь в представительстве. Он слышал, что немецкая дипломатическая служба платит женам своих сотрудников зарплату за то, что они помогают в работе мужьям. И теперь он понял, что это делается не напрасно.
В начале той же недели шейх Саудовской Аравии давал банкет в честь Абдуллы. Шеф-повара он выписал из Парижа, трюфеля — из Италии и струнный квартет — из Вены. По сравнению с этим великолепным вечером банкет в сидонском посольстве казался пиршеством доисторических племен. Генерал Сулейман прекрасно понимал, что на душе у короля, хотя Абдулла не перемолвился с ним ни словом. Он-то знал, отчего этот роскошный, беззаботный бонвиван превратился постепенно в аскета с несходящей с лица печальной улыбкой. После долгих лет, потребовавших от него всего терпения и всего мужества, лет борьбы с коммунистической заразой и попыток перетащить свою страну из средневековья в век двадцатый, Абдулла попросту устал. Он был одинок, никому не доверял, а женщины в большинстве своем его утомляли.
Абдулла пожелал генералу Сулейману спокойной ночи и поднял трубку телефона. Распорядившись относительно смены посла, он пододвинул к себе папку с государственными бумагами и приступил к работе. На дне папки он нашел приглашение на вечер, организованный леди Свонн.
Брови Абдуллы в удивлении взметнулись вверх, когда он узнал почерк на конверте.
За столом, заваленным брошюрами, гала-программами, вскрытыми конвертами, фотографиями в серебряных рамочках и старыми номерами журнала «Конь и пес», сидела Пэйган и просматривала утреннюю почту. Она вновь пробежала послание на плотной кремовой бумаге с вытисненными государственными регалиями.
«Его Величество король Сидона Абдулла поручил мне ответить на ваше приглашение на благотворительный вечер Англо-американского института по проблемам рака 31 июля. Его Величество с сожалением извещает, что не сможет быть в это время в Великобритании, а следовательно, и посетить вечер. Его Величество также уполномочил меня просить вас присутствовать на скачках в Эскоте в День Благовещения, чтобы вместе с ним наблюдать за участием в соревновании фаворита короля, кобылы Ре- ал-Лейл».
«Но я не приглашала его», — недоуменно думала Пэйган, еще раз пробегая глазами список гостей. В этот момент зазвонил телефон.
— Да. Леди Своня слушает. Что, ? Да, соединяйте… Алло! Конечно, я удивлена. Ваше Величество. Да, только что получила. — Она взяла в руки конверт. — Конечно, я бы очень хотела встретиться, Ваше Величество, но боюсь, что это невозможно… Нет, я уже не в трауре, но все равно не смогу прибыть на скачки. — Почти автоматически на любые приглашения после смерти, Кристофера Пэйган отвечала отказом. — ..Совсем нет. Но я очень занята организацией вечера…
Жизнь вдовы не так пуста, как может показаться… просто… просто… — Вконец растерявшись, она привела последний, но слабый довод:
— Я не так хорошо одета. Я же представляю себе, какими туалетами будут щеголять там дамы. Ну хорошо, я приду. С удовольствием.
Пэйган опустила трубку и подумала, что впервые назвала себя вдовой. И это прозвучало не так уж ужасно. Она подошла к зеркалу, висевшему возле вешалки, и стала с тревогой разглядывать морщины.
С самой первой встречи ее с Абдуллой, еще когда оба они были студентами в Швейцарии, Пэйган ощутила свою почти магическую власть над принцем: только общаясь с ней, он преодолевал свои обычно отстраненные и сухие манеры.
Пэйган могла заставить его смеяться. Странным образом он всегда воспринимал Пэйган как женщину, которая принадлежит ему. Она была его первой любовью, а он — ее. Он никогда не прекращал попыток соблазнить ее, даже после того, как Пэйган стала женой сэра Кристофера, а она все отказывала и отказывала ему. И хотя их связывала всего лишь дружба, Пэйган предпочитала не говорить мужу о своих встречах с Абдуллой.
Хотя это была всего лишь дружба, Пэйган оделась тщательнейшим образом, отправляясь на скачки; и пусть это была только дружба, но Пэйган знала, что Абдулла не мог не видеть в женщине сексуального объекта и что все их общение было преисполнено скрытого эротизма.
Глядя на свое отражение в зеркале, Пэйган чувствовала возбуждение, надежду, тревогу.
Час спустя в комнату уже входил посыльный от «Фортнум и Мэсон» с целой горой коробок с одеждой. Рядом с ним стоял представитель секции, готовый послать за новой партией, если леди Свонн ни на чем не остановит свой выбор.
Пэйган колебалась между шифоновым платьем в бело-зеленых цветах и бледно-розовым шелковым костюмом. Потом настала очередь картонок со шляпами. В глубине души Пэйган была уверена, что в шляпе выглядит невероятно романтично. Но при этом стоило ей надеть шляпу и оказаться на улице, как она чувствовала себя страшно неудобно и, главное, глупо. Сейчас она выбрала крошечную шляпку. Продавец с сомнением посмотрел на нее. Тогда Пэйган вынула из корзины белый берет матросского кроя. Но продавец протянул ей широкополую соломенную шляпу, загнутую назад, как зюйдвестка. Золотистые поля красиво оттеняли бледную кожу и рыжие волосы. Продавец кивнул. В соломенной зюйдвестке любая женщина смотрелась отлично.
— Она не слишком возбуждена? — спросила Пэйган у Абдуллы, глядя, как Ре-ал-Леил стремительно носится кругами по загону.
— Для любой девушки первый выход — событие чрезвычайно волнующее, — улыбнулся король. — Я помню, когда ты дебютировала, с тобой тоже было непросто.
Пэйган рассмеялась, потом вновь с сомнением поглядела на лошадь.
— Взгляни на нее. Ей кажется, что она уже на дистанции!
— Ты собираешься поставить на нее?
— Если так будет и дальше продолжаться, то нет. Она же выдохнется еще до начала забега. Все молодые лошади на коротких дистанциях смотрятся примерно одинаково. Так что я предпочитаю ставить на жокея. И в данном случае выбираю номер седьмой, Лестера Пиггота.
— Это Золотая Гондола, — уточнил Абдулла, заглянув в программку. — Фаворит скачек. Итак, ты хочешь играть наверняка, Пэйган? — Она почувствовала пристальный взгляд его темных глаз и его руку у себя на плече.
— Ты же знаешь, Абдулла, я всегда была трусихой.
Он улыбнулся и слегка щелкнул пальцами. Тут же как из-под земли вырос конюший.
— Леди Свонн хочет поставить пять фунтов стерлингов на фаворита.
— Абдулла, не дури. Я же пошутила. Естественно, я поставлю все деньги на твою лошадь.
Как только жокей вскочил на Ре-ал-Леил, она сбросила его на опилки. В то время как остальные лошади спокойной рысцой выходили на старт, Ре-ал-Леил неслась галопом, вся в пене, и ноздри ее широко раздувались. Потом вдруг встала на дыбы, вновь сбросила жокея на землю, и в результате начало скачек было задержано на целых десять минут.
Когда наконец скачки стартовали, Ре-ал-Леил тут же оказалась первой от конца, и расстояние между нею и остальными лошадьми все увеличивалось.
— Где ты нашел эту кобылу? — спросила у Абдуллы Пэйган, глядя, как Золотая Гондола уверенно выходит на первое место.
— В Кентукки, — весело ответил Абдулла.
В конце первой двухсотметровки Ре-ал-Леил была последней. На третьей она шла уже в середине группы, причем с невероятной скоростью. На последней Золотая Гондола шла уже третьей, Ре-ал-Леил
